Ткачук Т. Самый скандальный украинский художник Арсен Савадов: «чтобы нам разрешили снимать моделей на фоне похорон, пришлось платить гробокопателям по пять долларов в минуту» // Факты – 05.09.2003

На недавнем московском международном биенале по фотографии киевский художник, автор нашумевших проектов «Донбасс. Шоколад» и «Мода на кладбище», получил главный приз

Арсена Савадова Европа узнала в начале перестройки, когда его включили в первый каталог советских художников, выпущенный во Франции. Арсену было всего 24 года, когда его картину купили на аукционе за 150 тысяч долларов. Из этой суммы самому художнику досталось меньше пяти тысяч. Остальное забрало Министерство культуры СССР.

В Украине работы Савадова покупают, но тайком

Савадов тогда был молод и мечтал свернуть горы. Менялось общество и ему казалось, что задача художника — с головой погрузиться, «влипнуть» в реальную жизнь. Арсен сменил мольберт на фотоаппарат. С группой помощников он снял невероятные по смелости серии фотографий. В шахте Савадов фотографировал полуобнаженных шахтеров, наряженных в балетные пачки, то же самое он предпринял с матросами военного корабля украинского ВМФ. На залитой кровью мясокомбинатовской бойне Арсен фотографировал испанских тореадоров в обнимку с работницами, снимавшими с животных шкуру. На фоне настоящих похорон, проходивших на Южном кладбище Киева, ему позировали красотки-модели, рекламирующие фирменную одежду. В морге Савадов составлял натюрморты из трупов — мертвецы о чем-то тихонько говорили, читали книгу, а труп ребеночка катался на игрушечном велосипеде… Фотографии Савадова приводили обывателей в ужас. Выделивший ему 25 тысяч долларов Фонд «Вiдродження» в конце концов открестился от художника, заявив, что не имеет с ним ничего общего. Однако мир ценителей современного искусства занял противоположную позицию. Работы Савадова экспонируются во многих музеях Европы. Их приобретают для частных коллекций в Америке. Международные конкурсы присуждают ему гран-при. С каждым годом интерес к савадовским проектам растет. Мы и не подозреваем о том, что за границей он давно символизирует современное украинское искусство. Правда, тайком его покупают и очень известные в Украине люди. Однако открытых выставок дома Арсен практически не устраивает. Зачем? Его искусство понятно лишь узкому кругу. А рекламу среди «обывательской темноты», способной лишь ханжески оплевать, Савадов считает бесполезной и даже опасной для себя. Попробуй он презентовать в Киеве «Книгу мертвых» с ее трупами, его просто забросали бы камнями. Арсен Владимирович избегает интервью, но я упросил его:

— Не такие, мы и тупые, — сказал я Арсену, — ты объясни по-нормальному, без зауми и разных словечек, может, мы и проникнемся.

Савадов нехотя, но согласился.

«Шахтеры нас пьяных тащили из бани»

Проект, который Савадов называет «Донбасс. Шоколад». На фото — жутко грязные шахтеры в балетных пачках, позирующие перед камерой в темноте забоя…

— Надеюсь, ты понимаешь, — сказал Арсен, — что мы не хотели просто поиздеваться над шахтерами? Идея ведь в том, чтобы соединить воедино две вещи, олицетворявших советскую систему, — шахтеров и балет. В итоге получилось что-то новое, доселе невиданное, какой-то странный галлюциногенный мир. Причем не искусственный, не нарисованный, а живой!

— А как создание этого мира допустило руководство шахты?

— Сейчас, наверное, не допустило бы. Сейчас каждый суслик — агроном. А тогда, шесть лет назад, когда мы снимали, было смутное время, в обществе еще шли изменения, на этой волне нам удалось провести эти немыслимые съемки. Кроме того, мы горели желанием. Рассказали начальству, что будем снимать какой-то творческий фантазм и чтобы они не брали дурного в голову. В первый же день со всем руководством шахты спустились вниз и тут… пошел метан. Кто-то прошептал: «Не шевелись!» Проскочи искра — нас бы всех мгновенно сожгло. В шахту нам даже запретили брать экспонометр — из-за того, что он работает на батарейках. А если у шахтера найдут спичку — прибьют…

— Ну а как вы убедили их раздеться?

— Да там сорок градусов. Все и так ходят голые. А вообще говоря, шахтерам, кроме своих цепей, терять нечего. Хотя, в первый раз у нас чуть не дошло до драки. Мы договорились с ребятами, отработавшими смену, встретиться у лифта и пофотографироваться. И вдруг звучит команда главного инженера: поднимайтесь! Мы обкладываем его по матушке и говорим: «Пока не снимем, не поедете!» Ты представляешь? Девяносто человек, которым до смерти хочется пива, на глубине полтора километра все черные идут на нас!

— Но вы платили им!

— Конечно, без денег ничего не получится. Но ни за какие деньги вы не заставите шахтера снять трусы, надеть балетную юбочку и стать перед камерой. Если он согласен — он согласен. Нет — значит нет. Шахтеры просто увидели, что мы тяжело трудимся, из-за какой-то мелочи делаем сотни дублей. Они были поражены, и это вызвало доверие. Сначала, конечно, прошел слух, мол, п… сы приехали. Но когда во время совместной выпивки тебе черными руками отламывают колбасу и спрашивают: «Ты закусывать будешь?», и ты, пересилив себя, закусываешь, к тебе появляется уважение. Ну, и ко всему им было приятно, что хоть кто-то залез в шахту, кто-то обратил на них внимание. Когда мы уезжали, устроили им праздник — и они нас пьяных на руках тащили из бани…

— Шахтеров не волновало, что по фотографиям их будут узнавать?

— Там другой мир. Люди идут в противоположный конец города, чтобы на 50 копеек дешевле купить водки. Что происходит в других слоях, их не интересует. Это их среда…

— Арсен, твои фотографии стоят от двух тысяч долларов. Но их же можно напечатать сколько угодно!

— Вовсе нет. Тираж их ограничен до пяти-семи штук. На каждой копии ставится номер. Сегодня фотография — это глобальный бизнес. Фотография Марселя Дюшана или Манрея стоит от 50 до 250 тысяч долларов. Для наших людей все это кажется странным. У нас принято: картина — для красоты. На Западе же картина должна нести идею, мысль, степень свободы. Это как дорогие духи- — можно ощутить запах, но нельзя потрогать его рукой или увидеть.

«Ходили слухи, что я сошел с ума»

Проект «Мода на кладбище». На фото — манекенщицы рекламируют коллекционные вещи от кутюр. Позади моделей — хоронят человека. Под фотографиями подписи: «Туфли от… цена 350 долларов», «Блузка от… цена 250 долларов».

— Арсен, «Мода на кладбище» — вновь совмещение двух несовместимых вещей? Новый мир?

— Не только. Это же сильнейшая социальная драма! Горстке богатых нет дела до всех остальных. Все сделано в формате журнала мод. Но позади вместо нейтрального фона вроде цветущего сада — горе людей. Невыдуманное, настоящее! Мы снимали этот проект два месяца. Фотографировали из джипов телескопическими объективами.

— Вас не поймали?

— Дорогой мой, если бы нас поймали, то живыми бы не выпустили. У людей такое горе, что съездить тебе лопатой по морде им ничего не стоит. Но рывшие могилы рабочие, естественно, заметили, что происходит что-то неладное. Мы откупились — предложили им по 5 долларов за минуту съемки!

— Увлекательная была авантюра!

— Ты, наверное, думаешь, что все это игра? Нет, все эти проекты били по мне и по съемочной группе. Люди расходились с женами, потому что те считали их сумасшедшими. Мой отец, известный художник, проиллюстрировавший многие популярные книги, выходившие в СССР, долгое время не мог понять, чем я занимаюсь, и называл меня шарлатаном. Была напугана и жена. Она несколько лет училась в США и вдалеке от меня стала уже думать черт знает что. Ходили слухи, что я сошел с ума, стал гомосексуалистом. Только отзывы авторитетнейших мировых экспертов в области современного искусства, призы международных конкурсов убедили ее в том, что мои работы — отнюдь не бред воспаленного разума. В конце концов я потратил на съемки целое состояние, и не сказал бы, что эти затраты окупились.

«Американское общество уверено, что смерти нет»

Проект «Книга мертвых». На фото — натюрморты из трупов. Они о чем-то перешептываются, читают книгу или заняты неким делом. В первые секунды даже трудно понять, что это трупы…

— Арсен, «Книга мертвых» не выставлялась в Киеве вообще?

— Да, ее видели только в Москве, сейчас увидят в Париже. Не хотел я о ней говорить. Но потом подумал: не я же этих людей убивал! Тут все дело в том, что нынешнее американское общество уверено — смерти нет. Но ведь без смерти нет правильного представления о мире. А у американцев до последнего вздоха на лице держится «хэппи смайл». Для них смерть — это лишь случайная автокатастрофа. То есть нечто исключительное. Но она ведь придет ко всем! Мир мертвых неизмеримо обширнее мира живых. А мы стараемся делать вид, что его нет!

— Трупы киевские снимали?

— Этого я говорить не буду. Это криминальная вещь. После того как мне таможенники пытались инкриминировать пропаганду насилия и конфисковать работы, я вообще стараюсь быть осторожнее. По крайней мере, в этой стране… Скажу только, что работали мы с теми телами мертвых, которые нам предоставили. Конечно, запах был страшный! Вся группа на каком-то допинге. Мой фотограф выпил бутылку водки, но так и не захмелел. Трупы мы не гримировали. Их «оживление» происходило за счет установки света и подбора предметов, создавших особую полудомашнюю атмосферу. Знаешь, на выставке в Москве мы в зале выставили часть предметов, использованных для фотографий. В том числе кресло, в котором мертвый старик «читал» книгу. Люди, не подозревая подвоха, садились в него. И тут их прошибало: это же именно то кресло! Я думаю, в тот момент система ценностей этих людей менялась…

Пов'язані художники