Пов'язані профайли художників
Пов'язані роботи художників
Уже в конце 1970-х его интересы были далеки от официальных соцреалистических установок, а ориентирами служили полотна великих модернистов — Сезанна, Гогена, Пикассо, Матисса… Свидетельство тому — юношеский «Автопортрет» 1979 года, с его сдержанной серо-коричневой гаммой, свободной «посткубической» пластикой и общим напряженным «экспрессионистским звучанием». В 1985-м в армии он напишет другой «Автопортрет» — в военной форме, теперь — на древесно-волокнистой палите и фиброво картоне (на том, что было под рукой). Крепкая и жесткая платиска темного, как в контражуре увиденного лица в «раме» из квадратиков «керамической плитки» сталкивала разные эстетики — «высокого» искусства и унифицированной декорации… Уже в ранних работах наглядно проявила себя его атворская независимость, критическое отношение к официальной культуре, а еще — интерес к ее формальным компонентам, что в конце концов и станет его главной темой. И хотя «о красоте стереотипа» Тистол заговорит в период «перестройки», сама идея возникла раньше, еще тогда, в середине 1980-х. Конец советской «эпохи застоя» давал богатый материал для размышлений, а работа в «наглядной агитации» в художественном фонде демонстрировала многогранность главной категории постмодерна — симулякра, «копии, не имеющей оригинала», парадоксальную самодостаточность пропаганды и манипуляции, легко подменяющих в человеческом сознании несуществующие предметы, объекты, события […]
Картины О.Тистола конца 1980-х — начала 1990-х — «Прощание славянки» (1987), «Воссоединение» (1988), «Їх» (1988), «Суворов» (1992), «Зиновий Богдан Хмельницкий» (1990), «Упражнение с булавами» (1993) и др. иронично с чувством юмора и хорошо скрываемой личной эмоциональной причастностью воссоздавали мир украинского барокко, с его размахом и пафосом, гротесковой квазиакадемическостью и фольклорной наивностью, сместью возвышенного и низменного, прекрасного и уродливого. В деталях этих панно соседствовали атрибуты барокко (булавы украинских гетьманов, гербы, элементы орнаментов и т.д.) и советской эпохи, цитировались приемы сложной «высокой» живописи и «монументальной пропаганды». […]
Погружаясь в парадоксы «национальных стереотипов», художник «заставлял говорить» новые , еще не осмысленные пласты исторического опыта.