Товпыга А. Роман Пятковка: «Я не беру коммерческих заказов, чтобы меня не побили» [Електронний ресурс] / Алексей Товпыга // Bird In Flight. – 2015. – Режим доступу до ресурсу: https://birdinflight.com/ru/vdohnovenie/opyt/roman-pyatkovka-ya-ne-beru-kommercheskih-zakazov-chtoby-menya-ne-pobili.html.

Роман Пятковка: «Я не беру коммерческих заказов, чтобы меня не побили»

Харьковский фотограф Роман Пятковка рассказал Bird In Flight, почему художнику важно мнение со стороны и чем ему мешают рекламные съёмки, как начать читать лекции в США, не зная английского, и на мужчин каких профессий клюют девушки.

Широкой общественности Роман Пятковка стал известен только в 2013 году, когда на конкурсе Sony World Photography Awards ему присудили награду за серию «Советское фото». В ней он совместил с обложками одноимённого журнала свои плёночные портреты советских времён.

«Пятковка — один из титанов украинской фотографии, — говорит про него главный редактор Foto.ua Александр Ляпин. — В своих проектах он брутальный, местами даже злой, несмотря на то, что в жизни совершенно душевный человек! Женщины у Ромы — это сырьё, и он из них делает ещё худшее сырьё, но такое, которое хватают зарубежные музеи и галереи. Он побеждает на крутых конкурсах с этими страшными, после его взгляда, женщинами. При этом они остаются невероятно сексуальными и даже сексапильными».

В конце 2014-го «самый продуктивный исследователь женского тела», как писали про Пятковку в украинском фотожурнале «5,6», начал читать авторские курсы по концептуальной фотографии в Киеве и выпустил в сотрудничестве с центром PhotoCULT две группы студентов, одновременно с этим дебютировав как куратор. О том, как Харьковский политех помог ему избежать алкоголизма, а Борис Михайлов — стать фотохудожником, Роман Пятковка рассказал Bird In Flight.

Роман Пятковка60 лет

Фотограф, преподаватель и куратор, один из основателей Национального союза фотохудожников Украины и координатор творческого объединения Украинская фотографическая альтернатива. Родился и живёт в Харькове. Победитель конкурса Sony World Photography Awards 2013 в номинации «Концептуальная фотография». Участник более сотни персональных и групповых выставок по всему миру. Работы автора находятся в коллекциях Мультимедиа Арт Музея (Москва, Россия), Московского музея современного искусства, Государственного центра современного искусства (Москва, Россия), Музея современной фотографии (Чикаго, США), Музея Кен Даме (Бреша, Италия), а также в музее Artothek (Нюрнберг, Германия).

Театр и фотография

Когда-то вы работали главным художником по свету в театре.

Да, в ТЮЗе. Это было в 1980-х годах — столько уже времени прошло. Мы делали несколько музыкальных спектаклей, синтез-шоу, про войну, про революцию — современные, для Советского Союза авангардные. Даже получали за них премии. Всё это в дальнейшем сильно помогло в фотографии: я очень хорошо чувствую свет, знаю и понимаю, как им управлять.

Вы же по образованию инженер, окончили Харьковский политех. Как вы вообще попали в театр?

Я всегда хотел работать в кино или в театре. Но родители сказали, что лучше быть плохим инженером, чем плохим актёром. Потому что плохой художник или актёр, не востребованный в театре — это всегда человеческая трагедия, алкоголизм и так далее. А средний инженер — это не трагедия.

В молодости мне не хватало способа самовыражения, именно творческого. На первом курсе Политехнического института я записался в кружок «Народная киностудия ХПИ».

Там было большое помещение с павильоном, профессиональным оборудованием, и мы делали игровые фильмы. Один из участников этого коллектива работал в ТЮЗе. Он руководил всеми техническими подразделениями театра — светом, костюмерной, гримёрной — и пригласил меня на работу.

На каком этапе вы подружились с Борисом Михайловым?

В театре сменился режиссёр, да и мне стало там тесно. Девушка, за которой я ухаживал, дружила с девушкой Бориса Михайлова. Они вместе учились в художественном институте. И мы дружили «семьями». Так я попал под влияние фотографов из своего окружения: Михайлова, Олега Малёванного, Жени Павлова.

Потом уже Борис, конечно, на меня оказал колоссальное влияние. Боря — очень интересный человек, он много снимал, жил с камерой. Я приходил к нему домой, где был большой-большой диван, на который он выкладывал контрольки — отпечатки размером где-то 10×15. Показывал мне их и спрашивал: «Что ты думаешь?». Так он собирал мнения, мысли. И мне хотелось тоже делать что-то, показывать ему. Получался любопытный диалог.

И что вы делали, какие фотографии?

Мне, конечно же, было интересно снимать обнажённых девушек. За фотографами — Борей, Олегом Малёванным, которые показывали свои слайд-фильмы, ухаживало больше девушек, чем за мной, главным художником по свету ТЮЗа. Мне не хватало женского внимания. Это главная мотивация меня как художника. Шутка, конечно.

Pyatkovka_29Из серии «Схемы».
Pyatkovka_30
Из серии «Схемы».
Pyatkovka_31
Из серии «Схемы».
Pyatkovka_32
Из серии «Схемы».
Pyatkovka_33
Из серии «Схемы».
Pyatkovka_34
Из серии «Схемы».
Pyatkovka_35
Из серии «Схемы».
Pyatkovka_36
Из серии «Схемы».
Pyatkovka_37
Из серии «Схемы».
Pyatkovka_38
Из серии «Схемы».
Pyatkovka_39
Из серии «Схемы».
Pyatkovka_40
Из серии «Схемы».

Когда я был молодым, не до конца понимал, как себя проявить. Слава богу, что в итоге стал заниматься художественной фотографией. И тогда начало получаться! Появились публикации, появились продажи, гонорары, поездки, слава.

А как вы начали выставлять свои работы?

Где-то в 1985–86 годах до Запада стало доходить, что перестройка — дело серьёзное, и на мировом арт-рынке начался так называемый «горби-бум». К советскому искусству стал появляться интерес, упал железный занавес, и вдруг оказалось, что кроме официального соцарта, который тоже сам по себе уникален и интересен, было ещё андеграундное искусство. В СССР начали приезжать критики, кураторы, галеристы. Сначала, конечно, они едут в Москву, в Петербург. Но там узнают, что есть такие странные ребята, которые живут в каком-то непонятном городе, созвучном с Краковом. И приехала замечательная критик-теоретик Даниэла Мразкова из Чехии. В 1986 году она издала книгу Another Russia, которая просто взорвала европейский и мировой арт-рынок. В неё вошли работы Михайлова, но не мои. Тем не менее мы познакомились, и она вывезла меня в Прагу. Был большой фестиваль в честь 150-летия фотографии, и там выставили мою серию о харьковских панках. Работы, на которых я писал панковские стихи.

Pyatkovka_41
Из серии «Новый герой».
Pyatkovka_42
Из серии «Новый герой».
Pyatkovka_43
Из серии «Новый герой».
Pyatkovka_44
Из серии «Новый герой».
Pyatkovka_45
Из серии «Новый герой».
Pyatkovka_46
Из серии «Новый герой».
Pyatkovka_47
Из серии «Новый герой».
Pyatkovka_48
Из серии «Новый герой».
Pyatkovka_49
Из серии «Новый герой».
Pyatkovka_50
Из серии «Новый герой».
Pyatkovka_51
Из серии «Новый герой».

А в Харькове вы выставлялись?

Да, году в 1987-м. Тогда харьковскую организацию Союза художников возглавлял Виктор Сидоренко. Мы с ним дружили, и мне, 32-летнему автору, предоставили два этажа Дома художников. Это была колоссальная персональная выставка, очень успешная. О ней много писали. Кому-то понравилось, а кто-то написал разгромную статью, что это рефлексия на западную фотографию и так далее. Это единственная моя выставка в Харькове вообще.

И какие картинки там были?

Часть «Игр либидо», «Фантомы», «Адюльтер», «Однообразие многообразия». Это большие, трёх-четырёхметровые работы.

Многие считают, что вы снимаете ню некрасиво. Как вы понимаете красоту?

Для меня красиво то, что мне нравится. Я никогда не хотел идеализировать любимых женщин. Это живые люди, со своими проблемами, они работали на заводах, стояли в очередях, и это, естественно, накладывало свой отпечаток. Какие они могли быть, с каким маникюром, причёсками? Зачем мне нужно было создавать Голливуд не на голливудском материале?

Художник должен быть социальным. Если откровенно снимать свою жизнь, то она не может быть красивой исходя из общих понятий того времени.

Какие техники вам нравятся?

В первую очередь те, которые я не использовал раньше. Всегда боюсь повторить себя. У меня уже есть целый ряд весьма успешных работ, и часть этого успеха обусловлена некой интересной формой, не похожей на всё остальное. Это раскрашивание чёрно-белой фотографии, вмешательство в изображение внутри поля фотографии, ретушь, царапины…

Но это всё было и раньше.

Да, формально я ничего нового не изобретал. Даже бутерброды, которые, как утверждает Михайлов, родились в Харькове, в его руках. Единственное, что я начал делать в Харькове первым — это работать с архивной фотографией, используя её в проектах.

Как были выполнены «Фантомы»?

В смысле технологии — это ретушь плюс репродукция. В смысле создания новых образов — это всё интуитивно, даже не всегда осмысленно. Я верю своим глазам и знаю, что мне нужно. Но вывести некую формулу, как это делать, думаю, никто из художников не может. Вот «Фантомы», «Схемы» — в этом смысле мои ноу-хау.

Pyatkovka_01
Из серии «Голодомор. Фантомы 30-х».
Pyatkovka_02
Из серии «Голодомор. Фантомы 30-х».
Pyatkovka_03
Из серии «Голодомор. Фантомы 30-х».
Pyatkovka_04
Из серии «Голодомор. Фантомы 30-х».
Pyatkovka_05
Из серии «Голодомор. Фантомы 30-х».
Pyatkovka_06
Из серии «Голодомор. Фантомы 30-х».
Pyatkovka_07
Из серии «Голодомор. Фантомы 30-х».
Pyatkovka_08
Из серии «Голодомор. Фантомы 30-х».
Pyatkovka_09
Из серии «Голодомор. Фантомы 30-х».

Замечу, что это всё не ню.

«Схемы» — разве не ню? Вспомните, они же на женских телах. Там проложена параллель между идеальным телом и идеальной машиной. Попки, лобки — ничего себе, нету тела! Там тела больше, чем схем! Эта серия из удачных. А есть и неудачные серии, которые я очень люблю.

Почему же они тогда неудачные?

Потому что не имели такого резонанса у зрителя, не столько покупались и выставлялись.

Арт-рынок

Вам мнение со стороны важнее, чем своё собственное?

Не могу сказать, что важнее, но оно нужно. Это моя профессия, и я должен зарабатывать деньги. Чем больше публикаций, тем больше у меня продаж, тем больше я зарабатываю, чтобы продолжать работать и не думать о сторонних методах дохода. Я профессиональный художник, поэтому зарабатываю только на продажах и лекциях.

Но у вас же была своя фотостудия?

Да, в 1998 году я ушёл из творческой фотографии в коммерческую и проработал в ней восемь лет.

И вы всё это время не занимались художественными проектами?

Я делал проекты, но они совершенно беспомощные. Один раз имел неосторожность опубликовать их на каком-то фотофоруме, и меня вся харьковская братия заплевала.

Как вы переключились обратно?

Просто полностью отказался от коммерческих заказов. Не получалось параллельно заниматься и тем, и тем — мозг работает по-разному. Но я был достаточно успешным коммерческим фотографом и зарабатывал очень много.

Pyatkovka_10
Из серии «Адюльтер».
Pyatkovka_11
Из серии «Адюльтер».
Pyatkovka_12
Из серии «Адюльтер».
Pyatkovka_13
Из серии «Адюльтер».
Pyatkovka_14
Из серии «Адюльтер».
Pyatkovka_15
Из серии «Адюльтер».
Pyatkovka_16
Из серии «Адюльтер».
Pyatkovka_17
Из серии «Адюльтер».

Так вы с тех пор вообще не брали заказов?

Боже упаси! Чтобы меня побили? Да я их просто завалю, не сделаю! Коммерческая фотография — достаточно подвижная субстанция, нужно всё время её изучать, следить за тенденциями, практиковаться. Это не просто взять хорошую камеру и красиво снять.

Много сейчас продаётся ваших работ?

Спросите у любого художника, доволен ли он своими продажами, и он всегда ответит, что нет. Сказал бы мне кто-то 10 лет назад, что я буду зарабатывать как сейчас, я бы ответил, что это моя мечта. Вся проблема в том, что производство моих проектов материально ёмкое. Возьмём, к примеру, серию «Советское фото», которая принесла мне фотографический «Оскар». Она очень успешно и выставляется, и продаётся, и о ней много сейчас пишется теоретического материала. Так вот, производство в Европе этой серии обходится в 12 000 долларов.

Сколько там работ?

Сорок. Они лимитированные, и печать серьёзная: бумага «лямбда», рама «дюбонд» 2×1,5 метра.

А почему «Советское фото» лучше всего продалось и продаётся сейчас?

Потому что оно недавно получило премию! И это ещё лет десять будет работать.

Pyatkovka_18
Из серии «Советское фото».
Pyatkovka_19
Из серии «Советское фото».
Pyatkovka_20
Из серии «Советское фото».
Pyatkovka_21
Из серии «Советское фото».
Pyatkovka_22
Из серии «Советское фото».
Pyatkovka_23
Из серии «Советское фото».
Pyatkovka_24
Из серии «Советское фото».
Pyatkovka_25
Из серии «Советское фото».
Pyatkovka_26
Из серии «Советское фото».
Pyatkovka_27
Из серии «Советское фото».
Pyatkovka_28
Из серии «Советское фото».

Фотообразование

Когда вы начали читать лекции?

Даниэла Мразкова ещё в 1989 году сосватала меня в Chicago Art School. Я тогда вообще не говорил по-английски, так что это было нахальство и полная авантюра. Мне заплатили 1 000 долларов гонорара. И все были в шоке, что мне требовался переводчик. В общем, я просто показывал картинки, и этот метод — показывать картинки и рассказывать о своём творчестве — перерос потом уже в нечто более осмысленное. Мы — я, Малёванный и ещё несколько украинских фотографов — приезжали, допустим, в Цинциннати, и каждый готовил выступления, примерно по часу. Мы привозили пачки работ, раскладывали их на столах и рассказывали о жизни. Ну и потом пошло-поехало, была Голландия, Германия и так далее.

Как в этих странах организован образовательный процесс?

Во многих университетах есть конкурс преподавателей, они предоставляют своё портфолио, и студенты выбирают, к кому записываться на лекции. Набралось какое-то число — хорошо. Тогда это уже имеет смысл, потому что к тебе попадают люди, которые мыслят приблизительно так же и ищут новое. Это очень важно. Часто я просто приезжал на день — провести обзорную лекцию по своему творчеству, и случались интересные дискуссии.

Pyatkovka_52
Из серии «Однообразие многообразия».
Pyatkovka_53
Из серии «Однообразие многообразия».
Pyatkovka_54
Из серии «Однообразие многообразия».
Pyatkovka_55
Из серии «Однообразие многообразия».

А с чего началось ваше преподавание в Украине?

Год назад центр PhotoCULT предложил мне прочитать курс лекций «Концептуальная фотография». Две группы, которые я вёл, — это будущие, да и настоящие, хорошие художники. 80 процентов из них пришло уже достаточно подготовленными, сложившимися людьми. Так что мне можно было только высказывать своё мнение. Я ведь не учу, а просто рассказываю свой взгляд на современное концептуальное искусство, на фотографию. При этом они получают что-то от меня, а я — от них. Это интересный, хотя и достаточно тяжёлый процесс. Скажем, во время курса, а это в среднем полтора месяца, я практически не занимаюсь творчеством. Зато потом происходит взрыв вдохновения и рождается новый проект.

Как вы пришли к кураторским проектам?

Когда я начал выпускать курс, это был мой дебют как куратора. Первая выставка состоялась в Центре современного искусства «М17» этой зимой, а вторая недавно прошла на фестивале «Гогольfest’15».

Один молодой куратор, мой товарищ, посмотрев выставку в «М17», сказал, что это новое кураторское слово, и я был счастлив.

Что вас вообще привлекло в кураторстве?

Это безумно интересное занятие, потому что ты можешь манипулировать, в хорошем смысле слова, не только своими работами, но и чужими. Выстраивается определённая схема понимания того, что ты хочешь сказать, и в этом направлении ведётся курс. Вырастает концепция, наращивается хребет выставки, на который затем насаждаются картинки. Всё это обрастает мясом, и в конечном итоге получается выставка.

Пов'язані художники