Олександр Соловйов про серію картин Василя Цаголова «Українські X-files»

Замысел живописного цикла “Украинские “X-files”” зародился у Василия Цаголова ещё в середине 90-х. Но то, как известно, было не время живописи. По образному сравнению критики, тогдашняя ситуация как бы возвращала нас к некоему современному мифу, где выворачивалась наизнанку история Антигоны – нам снова и снова разрешалось похоронить живопись, но, кажется, мы вовсе не были уверены, что в этом наш долг. После запоминающейся серии холстов “Резина чувств”, Цаголов также предпочел живописи другие виды креативности: фотографиманс, видео, перформанс, акцию, кураторство, вынашивая попутно и идею модернизации картины. Когда же к исходу 90-х проявились проблески нового понимания живописного медиума в современном искусстве, он не случайно оказался в числе первых, кто стал реактуализировать этот медиум, а его “криминальная пара” картин под названием “Мачо” органично вошла в очень симпатичной выставки “Срочная живопись”, прошедшей в начале года в Музее современного искусства города Парижа.

Многих, наверное, удивит “реалистический” облик “Украинских “X-files””. Но за внешне архаичной медиальной оболочкой здесь, тем не менее, можно разглядеть потенциальную радикальную сущность. Впрочем, сам автор не склонен употреблять категорию “новое”, “авангардное” и пр., заменяя их словом “свежее”. Его желание начать “с чистого листа”, разрушить метафизическую предопределенность картинного пространства не вызвано лишь деструктивными “геростратовыми” амбициями, но воспринимается сегодня вполне адекватной и конструктивной авторской стратегией.

Картины цикла не могут привлечь внимание каким-то остраненным, “опущенным” письмом, одновременно бытовыми и фантастическими сюжетами, “гоголевским” духом и нескрываемой попсовой мистикой.

В своих новых полотнах Цаголов придерживается той доктрины, что при ревизии фигуративной картины коренных изменений требует не форма, а предмет и характер – нейтрализоваться. Поэтому его живопись – “никакая”, девалоризованная и так похожа на сухой академический этюд, ведь академизм – нейтрален с точки зрения выразительности формальных изысков, а это позволяет сконцентрироваться на главном в понимании автора сюжета, рассказе, высказывании. Заметим сразу, что это всё не визуальные (не смотря на литературный “гоголевский” налет) рассказы-небыли, невозможные при всей своей правдоподобности и абсурдные. Поэтому, при внешних родовых признаках картины, сюжеты Цаголова, в принципе, не плодят традиционного (того самого – так “метафизического”) картинного пространства – оставленные то здесь, то там нетронутые куски поверхности белого холста играют роль “следов разорванности” этого пространства. С другой стороны, белый холст можно воспринимать в данном случае и как особый “внутренний свет” картины. “Для живописи нового времени, – делает наблюдение Борис Гройс в своей статье “Жизнь без теней”, – реальность мира, к которой она стремится, заключается как раз в том, что мир обладает темным, непрозрачным ядром, которое может быть только освещено снаружи, но не может быть пронизано светом”, эманация же естественного цвето/света грунтованного холста у Цаголова исполняет вдруг парадоксальную “затемняющую” функцию нередуцируемого, непрозрачного, потаенного, “пустотного” остатка реальности.

В качестве свежего содержания художник предлагает эстетизацизацию всевозможных проявлений коллективной и приватной патологии буквального толка. Но его цель – не критика общества, а попытка высветить культового отрицательного “героя”, с его специфической “хореографией” преступных действий или развлечений, как видно, к примеру, из его картин “Мачо”. Или же, если говорить непосредственно об “Украинских “X-files”” – переложить на живописный язык гипертрофированную религиозность, усугубленные эсхатологические настроения, идею существования внеземных цивилизаций, всяких там летающих тарелок, инопланетян и т.п., которыми так одержима сегодня травмированная человеческая психика. Художнику удается сплести всъ это в ироничный, занимательный, бредовый симбиоз, который безошибочно обозначению в качестве какого-то “паранормального реализма”.

Не секрет, что сегодня художники находятся с миром в большей степени в галлюцинаторно-виртуальном контакте, и в меньшей – непосредственно жизненном, а их сознание формируется за счет информационного, а не культурного потока. “Украинские “X-files”” со всем своим масскультным набором – той же природы, они инициированы теми же виртуальными, медийными импульсами. Художник как бы пишет не “эту”, но “другую” картину. Подобное, тяготеющее к унверсализации, свойство нынешней визуальной практики, критики всё чаще определяют как “интермедиальность”. На их взгляд, иллюстрирование информационной реальности, создание её чуть ли не мультипликационной версииименно и предполагают перевод её на кальку, а возникающее удвоение, инаковость, позволяет острее почувствовать нелепость доверия её.

Примат содержания в картинках Цаголова на самом деле вовсе не означает полного пренебрежения к форме. Только слепому трудно увидеть во всей этой “антиживописи” свою особую квазиколористическую прелесть и тонкость. Абсурдной “смещенности” картинного смысла и пространства как нельзя способствуют едва уловимые масштабные искажения, деформации рисунка, нарушения перспективы… Алогична и сама мануальная динамика письма – не смотря на кажущуюся “реалистичность” форм, моделировка осуществляется не по академическим правилам, кисть порой движется не по форме изображаемых вещей и фигур. Наконец, программное методологическое и формальное отличие этих картин Василия Цаголова – их нонфинитизм (впрочем, культивируемый ещё со времён Сезанна). Работа над ними практически может быть остановлена, так и не начавшись по сути. Конечно, если подходить к последней с точки зрения обычного нормативного мышления…