Пов'язані профайли художників
Пов'язані роботи художників
Пов'язана бібліографія
«В 2003-м в киевской Галерее Гельмана на выставке «Будни» Цаголов выставляет серию «Бандитская пуля». И, хотя это наверняка не входило в первоначальные намерения автора, живопись, в отличие от фотографии, оказывается не настолько «безыдейной», нейтральной по отношению к смыслу. Ощущение анекдотичности героизации «будней криминала» возникает само по себе, вне зависимости от намерений автора, за счет нагнетания «попсовой» зрелищности, ее брутальной энергетики. Абсурдное зрелище «разбухает» как гигантский, переливающийся всеми красками радуги, мыльный пузырь. Оставляя зрителю ощущение, что что-то здесь не так — это уже за гранью дозволенного градуса «попсовости», на уровне рассказа, разумеется… Над картинной плоскости будто бы витает «мессадж»: «Оцените, как же это «прикольно». «Криминальные элементы» живут на полную катушку — с энтузиазмом и драйвом. «Отмороженная» пьяная банда, размахивая «стволами», несется на мотоциклах и стареньком мерседесе куда-то на разборки, дикими воплями нагнетая клановый дух победы. Вот и сам художник, позирующий в роли героя-победителя, картинно перевязывает себе руку, останавливая кровь, над лежащим лицом вниз на асфальте врагом… Дружеское совокупление «настоящих мачо» прямо за праздничным столом, где на первом плане скучает свидетель, которого уже ничем не удивишь, задумчиво пожевывающая клубничку девушка… «Секс, деньги, смерть» — культурный продукт, состоящий из этих компонентов, и люмпен, и буржуа, живущие на уровне первичных инстинктов, поглощают наиболее охотно. Еще Энди Уорхол «вычислил» эти три универсальных раздражителя масс-культуры. В том же духе — не экономить на спецэффектах и пра- вильно забрасывать наживки — выстроена серия «Служебный роман»: сцены секса в офисе с соответствующе подготовленными секретаршами есть стандартной составляющей lifestyle крутых парней (2005, Галерея Гельмана, Мо- сква).Так завершается заявленный еще в 1990- х процесс устранения всего, что не касается визуальности как таковой — смысла, авторской интенции, да и самой фигуры автора как таковой — он становится транслятором анонимной «культурной помойки». Цаголов 2000-х достигает состояния нирваны, растворения в универсуме банальности. Как художник он продол- жает существует лишь в «операционной белизне» своей живописи — белые слепящие пятна «просветов» отражают свет монитора, они начинают жить самостоятельно, растут и «метастазируются». Да и от этого последнего хрупкого оплота собственной идентичности он пытается отречься…»