Вікторія Бурлака про серію фотографій Арсена Савадова “Love story”

Автор: Вікторія Бурлака

Опублікований коментар

Итак, «Love story» – это исследование феномена продуктивного нарциссизма, лежащего в основе творчества, «история любви» к своей творческой ипостаси. По большому счету, суть каждого савадовского образа – нарциссична. Это и есть классический способ репрезентации – нарциссическая репрезентация. Право на «ауто-эротическую» подачу дает сам пиетет к процессу творчества, «любовь себя в искусстве». Все его герои – натурщики или реальные персонажи – позируют с осознанием своей значимой роли в акте творчества, заворожено созерцая себя самое в зеркале большого искусства… «Love story» снимался в Крыму, в романтическом Алупкинском парке и Воронцовском дворце. Как и «Ангелы», «Андеграунд» – это прекрасная сказка, легенда о гармоничном человеке. Утопия культурного досуга на лоне природы… В отличие от предыдущих проектов, здесь художник абстрагируется от социального фона, повествование переведено во вневременную плоскость – мифическое время и пространство. Главная «плоская» героиня – двухголовая девушка. Она эманирует подлинное достоинство мифических существ, красоту и умиротворенность аристократки духа – обе ее «ипостаси» настроены на мечтательную и созерцательную волну. Двухлавость, в данном случае, не уродство, но признак особой утонченности натуры, мутирующей голубой крови, принадлежности к касте избранных творческих существ. Она сидит на берегу пруда в роли «Леды» с лебедем у ног, возлежит на поросших мхом валунах, читает в уединении, рисует за мольбертом… В нашу эпоху крушения идеалов, когда, казалось бы, понятие творческих и аристократических элит себя окончательно исчерпало, эта ода идеальному творческому человеку выглядит немного наивно. Тем не менее, она имеет место быть и воспринимается не фальшиво, не иронично, но пассеистично. В этих трех последних, скорее мифологических, чем антропологических проектах архив сакрального искусства и общекультурных ценностей не проецируется на современность и не ставится под вопрос. Для Савадова он не нуждается в «модернизации» и в доказательствах своей актуальности – он актуален априори, по факту своего существования, как фундамент современного сознания…

Громадное караимское кладбище возле Чуфут-Кале. «Иудейской крепости», – одно из красивейших мест Крыма с весьма специфической элегичной атмосферой. Чтобы создать произведение в жанре vanitas, Савадову достаточно было лишь ее чутко транслировать. Привнесенная «постановочность», то есть, внедрение вируса искусственной реальности, здесь минимальна. Считается, что кладбищу около двух с половиной тысяч лет, и здесь около пяти тысяч захоронений. Это и есть тот символический резервуар памяти о золотых днях малого народа караимов – сейчас их в мире осталось всего около двух тысяч… Покосившиеся, полуразрушенные (но не разграбленные черным археологами – караимы не брали на тот свет ничего ценного), вывороченные массивные надгробные плиты из белого известняка теснятся бесконечной толпой призраков. Они тонут в ковре опавших, начинающих перегнивать, листьев. Когда-то здесь росли вековые дубы и кое-где видны их опавшие стволы молодого леса. Формальная выразительность этого проекта – как и в остро дробящихся скалах «Ангелов», рельефных соляных сводах «Андеграунда», покрытых мхом валунах «Love story» – основана на любовании единой фактурой сущего. Здесь она становится приоритетным художественным средством и целью одновременно. Живописное зрелище тотальной и прекрасной энтропии, бренности, складывается из рифмования фактур с разной скоростью ухлдящих в небытие компонентов сущего. Самым стойким из них оказывается выветривающийся здесь веками, потемневший, покрытый мхом и лишайниками известняк, самым уязвимым – опавшие листья, где-то посредине – шершавые стволы деревьев… Ты будто бы вдыхаешь пряный запах листвы и слышишь зловещую тишину. Повисшее в воздухе состояние тревожной напряженности особенно пронзительно в рассветные часы, когда контрастность светотени отсутствует, и ряды надгробий окутаны сонным оцепенением вечности. На стелах – старозаветные тексты. «Караимы» переводятся как «читающие», то есть, не признающие устную традицию Торы. Их религиозно-этническое происхождение туманно, существует две его версии. Одна из них предполагает, что это ассимилировавшиеся среди тюркского населения багдадские евреи, отколовшиеся от ортодоксального иудаизма в XVIII веке. Другая, общепризнанная, считает их хазарами, принявшими иудаизм… Во время нацистской оккупации Крыма караимы добились официального признания немецкими властями себя народом, не относящимся к еврейскому. Так ли это на самом деле – сложно сказать… При всем эстетизме антуража смерти в нем кроется некая жуть – а именно, жуть осознания художником того факта, что «мир мертвых неизмеримо обширнее мира живых». Но человек упрямо старается не замечать этого очевидного факта. Чтобы смягчить латентный, присущий всему живому ужас перед смертью очевидного факта. Чтобы смягчить латентный, присущий всему живому ужас перед смертью – здесь нет ее, но появляются пока только ее следы, знаки – создать иллюзию идиллии, Савадов выставляет у могил стаффажных барашков, позолоченных лучами закатного солнца и будто бы читающих древние надписи…[1]»

[1] Бурлака Виктория. «Стаффаж» символического в фото проектах Арсена Савадова – имплантация искусства в тело реальности // ArtUkraine. – 24.03.2015 [Електронний ресурс]: http://artukraine.com.ua/a/staffazh-simvolicheskogo-v-fotoproektakh-arsena-savadova–implantaciya-iskusstva-v-telo-realnosti/