…”Монументах” Панича нет и тени воспевания нацизма, хотя художник в своих полотнах неизбывно поэтичен и трепетен.

Автор: Олег Сидор-Гібелінда

Опублікований коментар

Пов'язані роботи художників

Даже тех, кто помнит о давнем ерническом фотоцикле Браткова, Михайлова и Солонского “Если бы я был немцем…” или недавних работах в духе “стальной романтики” о “Люфтваффе” кисти Сергея Чайки, картины Панича могут фраппировать: перед нами “Проекты монументов” нашим заклятым врагам – немецким солдатам и офицерам последней мировой войны. Не исключаю, что кому-то трудно отстраненно воспринимать сюжеты вроде “Евы Браун, посещающей раненого бойца” (изысканная черно-белая импрессия), но столь же очевидно, что в “Монументах” Панича нет и тени воспевания нацизма, хотя художник в своих полотнах неизбывно поэтичен и трепетен. Речь здесь идет о все более утрачиваемой ними способности если не сочувствовать, то хотя бы стараться понять другого. Перед лицом смерти мы все равны – эта нехитрая, но совершенно справедливая мысль заключена в новых холстах Панича. И все же одно дело – нечто декларировать, а другое – убедительно выразить это языком живописи. Показательно, что художника совершенно не интересует внешняя экзотика нацистских аксессуаров, мундиров. оружия. Самый распространенный мотив его серии – ню образца XIX века. Прекраснозадые, как Венера, девицы в меру легкомысленны, в меру сдержанны – нечто среднее между фривольной карточкой для фронтовика и позднеклассицистическим надгробием. История современного искусства, впрочем, знавала и не такие симбиозы. Исключением из этого правила выступают в новой серии Сергея Панича только “Лилии” – живописный парафраз известного фото советской девушки в гимнастерке, кардинально поменявшей здесь знаки отличия. Но не настроение победного восторга. Можно было бы извлечь отсюда и горькую правду о нашем историческом поражении в той страшной войне: сравнивать нынешнюю жизнь украинского ветерана и немецкого пенсионера уже давно не пошло, но кощунственно. Но здесь есть и другое: счастье – это ведь то же интернациональное состояние. Может, мы не понимаем этого потому, что не пытаемся влезть в чужую шкуру? А вот Панич смог.