«Странное искусство» в киевской галерее «РА»

Артефакты Кирилла Проценко провоцируют изучение иностранных наречий. Это, разумеется, не единственное их достоинство, но первое, что бросается в глаза. Элегантный набрызг международности придает им очарование апробированного продукта.

Художник, востребованный во Франции, Германии, Италии, снимающий с одинаковой легкостью нью-йоркский трек и карибское побережье, имеет на это право. В разговоре он совершенно непредумышленно, нет-нет, да и ввернет англоязычный техтермин. И праздничный пирог «Капуста» («Секретный ужин», именины галериста Бланка) посвятил он некогда кулинарной имитации иностранных банкнот. Его лучший друг — Джеймс Бонд (на картине 1991 года «Большая проблема» он даже изображен дважды), его любимый герой — Старик Хоттабыч (понятно, где сошлись Восток и Запад). Проценко остается неподражаемо экзотичным (без тени туризма), даже выставляя раскрашенные классические бюсты Сенеки и Вольтера, канализационные люки или шлемы «техники безопасности».

Но, главное, все понятно с первого же прочтения: «No comment», именуется один его видеофильм; «Smell»-oм — назван другой. А поверх кондомных муляжей (принявших участие в экспозициях «Интермедиа» и «Публичный интерес) прозорливо начертано: «position corectness» — «public relation». Вот уж и впрямь — без комментариев…

Выставка в галерее «РА» оглашает себя чуть более замысловато: «…Cuba… Por Favor…», но и здесь о замысле несложно догадаться хотя бы из безымянной 5-частной серии шелкографий на металле, сопровожденных популярными лозунгами кубинской революции, портретами Фиделя и Че. А в другом зале — 13 фотографий: венок тетратиптихов, где кусочек колониального барокко соседствует с ветхим лимузином 50-х годов, а смешливый карлик — с вечерней пальмой и социалистическим небоскребом. И это не отвлеченные рефлексии на тему острова Свободы (о который «…разбиваются волны империализма», сообщала газета «Известия» в 1962 году), а самые что ни на есть непосредственные впечатления от поездки в странную-престранную страну, куда занесла его судьба с целью не слишком революционной: для съемки клипа Эль Кравчука. Откуда вернулся «усталый, но довольный». И тут же погрузился в работу. Непросто оказалось перевести уже сделанные фотографии придорожно-агитационных биг-бордов в мерцающе-инфернальную технику «белого на белом». Зато автор многого ожидает от грядущей коррозии материала, которая, не затронув контура изображения, по-новому «вызвездит» фактуру поверхности.

Кирилл не разделяет модного нынче ерничества по адресу Кубы и революционных идеалов. «У них, пожалуй, самая адекавтная любовь к Родине». Уважает Че Гевару — «колоссальное явление в истории ХХ века». Про Кастро дипломатично промолчал. Ну, не повезло им сегодня, вешают всех собак на вчерашних друзей… Так уж получилось, что «пылающий континент» еще в 90-е по-шагреневски скукожился до микроразмеров строва Свободы. Кстати, вдохновляла Куба не только наших простофиль-«шестидесятников» (какой с них спрос!), но также Маркеса и Кортасара, что немного «серьезнее».

Проценковская «Куба…пожалуйста» является еще одним вариантом «укрощения огня», с которым Кирилл некогда заявил о себе в искусстве (1995 г., серия «Выжигатель» в ныне канувшем в Лету ЦСМ «Брама»). А отталкивался он от старинной советской забавы, над которой корпели поколения первоклашек (те, кому не к руке оказался лобзик), которой отдал дань и сам художник. Проценко наваял более 30 образцов этого жанра (друзья не на шутку забеспокоились: как бы не вышел в тираж парень!). Разное: от разверстой глотки с частоколом зубов до портрета красавицы, в свою очередь стилизированного под «гэдээровскую» переводную нашлепку, из тех, которыми в 70-80-е пестрели чемоданы советских командировочных. Поработал и успокоился на время. А сегодня мечтает о продолжении серии, «Выжигателе-ІІ»: проект очень простой мебели, покрытой «огненными арабесками».

Это оказался не первый и не последний «пиротехнический опыт» Кирилла Казимировича, для которого, мне кажется, вполне уместным было бы звание «человека огня» (в противовес заокеанскому «человеку дождя»), основателя авторской Академии костра (в отличие от Академии холода у одесситов). Вспоминаются и тлеющая сигара персонажа в его безымянном видеофильме, и столбы пламени, извергаемого из сопел ракетного двигателя («минутное дело», по прихоти автора продленное для получасовой демонстрации). Со скрижалей истории искусства, надеюсь, не сотрется его художественный проект социологического опроса «Падающая звезда», реализованного в «Бланк-арте» 25 декабря 1994 года. Киевской арт-тусовке было предложено «испытать судьбу» под картиной соответствующего содержания. Для верности охочим раздали анкеты, где было сказано: «Спокойно обдумав, запишите ниже 1 (одно) самое заветное свое желание». Ох, и хохмили же тогда, уж как изощрялись в остроумии, даже и помыслить тяжело в нашем прагматическом сегодня. (Впрочем, более половины опрошенных выразили трезвое и стойкое желание «слинять за бугор», а не растеклись по древу романтическими бреднями). Спустя некоторое время этот же опыт был повторен в США, обнаружив кардинальные различия во вкусах молодежной аудитории двух континентов. Общим же было то, что и у нас, и у них ручку для заполнения анкет пришлось привязывать. «Всюду лямзят», — мрачно прокомментировал сие автор… Другими словами (из авторского текста «прошлого века»): «Shit is same everywhere».

Чудится, художник «играет с огнем» (фотокомиксы на тему семи разновидностей самоубийств). Или — «идет по линии огня» (в «Jaggernut’е» двое друзей вначале проваливаются в какую-то параллельную реальность, а потом всплывают в обычной дурке). Но нет сомнения, что при этом Проценко умудряется не то что не обжечься сам, но и не подвергнуть такой опасности зрителя. Его огонь — холоден, его страсть — заморожена, даром, что играет всеми гранями кристалла. Перфекционизм художественной формы, достигаемый им с видимой легкостью, требует жертв. Перевирая бородатый афоризм: если бенгальские огни зажигают, то они для кого-то «маяк-овские»? Искусство Кирилла Проценко не греет, но ведь оно и не обещало этого с самого начала. Взамен оно дарует упоение артистизмом и изощренностью авторского замысла.