Архивный материал журналистки Зины Пидалькиной (Киев), созданный в 2006 году и посвященный Илье Чичкану (Киев).

Двоякое чувство теплилось в трепетной душе журналистки Зины Пидалькиной при мысли о художнике-постмодернисте Илье Чичкане. И двойственность эта терзала потерянную в мире ценностей Зину. На презентациях, тусовках Чичкан корчил из себя имбецила — обаятельного и элегантного. Своим видом эпатировал, лез в грустные глаза Зины, весело намекая: «Смотри, какой я офигенный чувак, круче всех». Пидалькина верила. Хихикала. Грусть уходила. Она думала: «Чичкан — великий знаток конъюнктуры. Дешевый, циничный развод для рафинированных обывателей — ценителей рекламы и глянцевого чтива». А расчетливый, но бесшабашный на вид повеса скалил девушке зубы и был доволен.

Понимала Зина, что и темы для творчества Илья в примитивных схемах выискивает. О нации речь заходит, он тут как тут — борцом с национальными стереотипами выступает. Не серьезно, а так — подростковым баловством мается. Попускать мыльные пузыри под гимн Украины может. Потанцевать в индийском сари под песенку «Ти ж мене підманула». Не более. Пища для страждущих искусствоведок, стремящихся отыскать глубокие смыслы всюду. «А ведь находятся всегда такие девочки. Со смыслами. Каждый год какая-нибудь неофитка возносит Илью на пьедестал нового слова в искусстве», — размышляла Пидалькина.

И вдруг осознала, что герой-то — устарел. Хотя, как и в юности, по-прежнему стремится к ярлыку «модный». Накидывается спиртным на презентациях. Под стол залазит с критикессами. Рожи паршивые корчит фотографам. Устраивает натуральный стриптиз чуть не на каждой вечеринке. «Выпендривается, как может, перед светской тусовочкой. Бонусы зарабатывает», — отметила Зина.

Бирка модности прилипла к Чичкану как банный лист. Не отодрать. Лист этот на героя клеят все, кто ни попадя, начиная от стареющих искусствоведов и заканчивая рядовыми журналисточками вроде Пидалькиной.

Хотя… Не заметил Илья, что тусовка-то уж привыкла к его выделыванию. Без азарта, ждет, когда отпляшет творец мифов юродивый танец свой. И расходится устало и молчаливо. «Если приелись танцы, в чем модность-то? — размышляла Зина. — В костюмчиках бархатных? В поведении эпатирующем? И знал бы кто Чичкана, если бы тот ловчее всех других лицом не торговал, дурь в прессе не нес?»
«Так, может, он и есть — настоящий современный художник?» – наивно, но глубоко задумалась Пидалькина. «Банальный делок, умеющий находить золотую жилу, — услышала в ухе чей-то раздраженный голос, —  Грантоед и… дамский угодник. Помогали Чичкану всегда женщины старше его». А ведь 40 уж скоро.

Тут директора Центра современного искусства Сороса Марту Кузьму вспомнила девушка. Хорошо жилось современному художнику при Марте. Вольготно. Весело. Молодо. Чего только не делали! И в Севастополь на флагманский корабль украинского флота ездили. Действо «Алхимическая капитуляция» творили. Илья постарался по-взрослому. Среди экспонатов — куриная кровь на палубе. Тушки мертвых птиц. Зародыши-мутанты в колбах с формалином. Сцены сношения на экране. Круто ли? «Круто», — тихо подтвердила Пидалькина, так как в выходке этой звонкая пощечина мещанству крылась. И хоть по-русски Илья с ошибками пишет, хоть папа его художник нехилый, кто джинсы так под фирму подделывал, что не распознать, а таки сказал свое слово сын его в искусстве. Да такое, что профессура со студентами Ванкуверского института искусства и дизайна имени Эмили Карр на семинаре голову ломала — этично ли с точки зрения вечности поведение Ильи с зародышами, или нет?
А вот Зина понять не могла — почему же он, если художником зовется, руки и ноги человеческие так и не научился рисовать? «Что ж это за художник, — размышляла она, — что недостатком таким в прессе бахвалится?» Но знала девушка и то, что современному не обязательно рисовать. Главное — пиар. И, видимо, так понравилось Илье пиариться, что решил он и дальше заниматься исключительно этим. Доверчивых мягких кроликов наркотиками накачал. Просто так — «по приколу», чтоб заговорили о художнике в прессе. И заговорили. А Чичкан не унялся на этом. Дискотеку для молчаливых крольчат жаждущей зрелищ публике предложил. По-современному пиарчик устроил — любая газета за зверьков рада заступиться будет.

И так увлекся искусством промо Чичкан, вознося себя на пьедестал популярности, что забыл о том, что земля-то слухами полнится. Говорили люди, что Марта Кузьма на 50-ю Венецианскую биеннале вывезла друзей закадычных — Кирилла Проценко и Илью Чичкана. И шум в прессе поднялся неистовый — мол, наши, украинские, мир покоряют. «А ведь это буря в стакане воды. Мыльный пузырь», — возмутилась Пидалькина, узнав, что не в программе биеннале были украинские современники, а так… В отдельном павильоне для них Марта Кузьма все обустроила, чтоб нарезку те из хроники хрущевских лет показали — в рамках презентации совсем другой биеннале, которая «Манифестой» зовется. И так тоскливо стало Зине от этого, что решила она не думать и к обезьяньему периоду Чичкана перейти.

А период этот ничем не примечателен. Серия работ — обезьяна-военный, обезьяна-жена, обезьяна-политик… Хитро нарисованы животные эти. Хоть в костюмчиках и шапочках некоторые, а рук и ног не видно! «Хотя разве руки и ноги у животных?» — сама себе изумилась Зина. Спрятал Илья конечности обезьяньи — слабые места свои, неумение, от зрителя за рамы вынес. «Да вся печаль в том, что обезьян-то в подобном контексте лет пять назад уже рисовала художница одна киевская, из той же постмодернистской тусовки, что и Илья, — Таня Гершуни»*, — тихо молвила, глядя в глаза обезьяньи, Зина. И вспомнила, как спросил у Ильи о Тане, о приматах ее журналист Толик Ульянов. А Илья отмахнулся. «Не знаю. Таких картинок в Интернете валом» — сказал.

Почувствовала сердцем Зина, что живет любимец Илюша по закону жесткому: «У кого сильнее челюсть, тот и прав». Фонды трясет умело. Взял на себя образ звериный, потакает вкусам пибла, получая взамен одобрение его, согласие… и деньги.  А уж в этом-то он мастак лучший.
И заморгала глазами грустными: «Как же с божественным началом? С протестом против конформизма? Как? Ведь не только биологическими законами живы мы». И поняла Зина, что вся деятельность Чичкана, работы его, эксгибиоционизм — орудие хищной жизни, что утилизируется все для цели — выживание в диком социуме. «Но ведь есть и в Илье зачатки другого мира. Хоть и порабощены для низких желаний его, а есть», — не унималась Пидалькина.

И захотелось ей: 1. Проткнуть шар социального конформизма, окутавшего Илью. 2. Увидеть за ним бездну. Черную. Манящую. Божественную…
И все. Больше ничего не хотелось Зине.

*по словам Тани Гершуни (теперь Таи Галаган) – первой в Украине к обезьянам обратилась не она, а Арсен Савадов и Георгий Сенченко (прим.ред.).

Текст был опубликован в рубрике «Фас» в журнале «Профиль» № 33 (21 августа 2006 г.) 

В материале использованы стоп-кадры и фото 2006-2007 г.г. из архива автора.