Херсонский художник Стас Волязловский, получивший премию имени Малевича, отнесся к своей победе неоднозначно. С одной стороны – почетно. С другой – накладывает обязательства, к которым Стас не был готов. Но отступать он не собирается.
Юлия Манукян: С чего ты начинал восхождение к нынешней славе?
Стас Волязловский: С декоративно-прикладного искусства. В частности, занимался керамикой и мало что знал о contemporary art. В свое время чуть не поступил в Союз художников. Но, попав на собрание, воздержался. Грустное было зрелище: происходил очередной отбор «шедевров» и набралось штук восемь «Шевченок». Пришел какой-то дедушка и принес еще одного. Председатель комиссии сказал, что больше «Шевченок» не принимаем. В итоге все-таки пожалели старика и взяли его работу. Я понял, что мне там делать нечего. Меня и так скука заедала. Чтобы как-то себя развеять, я придумал такое направление, как пенис-арт. Чем можно поразить воображение обывателя? Нарисовать гениталии. Я в свои керамические тарелки красиво вплетал гомосексуалистов. Поскольку они были частью орнамента, народ не сразу их различал. Вешал тарелку на стену, а потом, присмотревшись, впадал в шок. После этого меня перестали приглашать в Союз художников. А вот пресса отнеслась к направлению серьезно. В журнал «Шо» обратились студенты, спросившие своего профессора, что такое пенис-арт. Тот затруднился с ответом. Редакция «Шо» переадресовала вопрос мне с просьбой продиктовать точное определение. Я им напомнил времена, когда проводился конкурс рисунков на асфальте «В каждом рисунке – солнце». Так вот, в каждом рисунке – … Концепт прост.
Ю.М.: Как долго он продержался?
С.В.: Не очень долго. Пенисы остались, но перестали доминировать.
Ю.М.: Доминировать, может, и перестали, но мелькают в твоих работах с таким навязчивым постоянством, что хочется спросить: «А в чем прикол?»
С.В.: Это древнейший символ, народный код. Шансон-арту без него никуда. Хотя его изображение многих не оставляет равнодушными. Власти вон как живо реагируют. Я имею в виду скандал с группой «Война». У нас еще при Ющенко заработала Комиссия по вопросам защиты общественной морали, что меня лично настораживает. После выставки «Упорно» в «Карасе» на каком-то сайте появился призыв галерею закрыть, «порнографов» посадить… Кстати, в списке рекомендованных к тюремному заключению есть и моя фамилия. Я согласен с Подервянским, который сказал, что говорить о морали в стране, где люди подыхают с голоду, неприлично.
Более того, когда нравственность начинают защищать на государственном уровне, это попахивает фашизмом. Пример: на нашей таможне арестовали фотоработы Сережи Браткова, подготовленные для выставки в PinchukArtCenter. Что не помешало отпечатать их заново и экспозицию организовать. Самое интересное, что позвонили с таможни, мол, «вы украли у нас работы Браткова. Они должны лежать на складе, а их по телевизору показывают». Что касается документа, регламентирующего количество порнографии в произведении искусства… Я в юности, за неимением других подходящих источников, зачитывался Мопассаном, вернее «перечитывал» специально помеченные страницы с определенными сценами. Уверен, что некоторые отрывки из «критериев» произвели бы гораздо больший (и быстрый) эффект. «В епізоді укрупнення ракурсу зображення статевих органів не повинне перевищувати 50% площі кадру або всього зображення…» Офигенно смешной документ.
Ю.М.: Как, все-таки, зародился твой «фирменный» стиль?
С.В.: В 2005 году я сделал «тряпку» с изображением Михаила Круга в окружении двух Юлий Тимошенко. И назвал это шансон-артом. Очередной стеб. Но простые люди воспринимают его вполне серьезно, фотографируются на фоне «простыней». Особой популярностью они пользуются у любителей «блатняка». Что странно: я практически не использую «зековскую» атрибутику. «Тюремное искусство» мне не близко. Там нет свободы творчества. Одна суровая традиция. Когда мне сказали, что кто-то нашел нечто подобное на «Путине», я очень удивился. Никаких паханских «звезд» на ногах или наколок вроде «Наступи менту на горло» там точно нет. Ну, кто что хочет, то и видит. Меня больше впечатляет искусство шизофреников. В попытках отпустить свое сознание я равняюсь на них.
Ю.М.: Немало разнообразных комментариев вызывает и «Грузиноид», демонстрирующийся сейчас во всех новостях, посвященных твоей победе в конкурсе…
С.В.: Знаю. Некоторые сильно интересуются, сколько мне заплатил Путин за оскорбление грузин. Не разобрались люди, что я создал сие творение как раз с симпатией к ним. Сюжет навеян бомбежкой в Грузии. Меня это так задело, что я нарисовал «кавказца» с точки зрения «русской стороны». Грузины были объявлены чем-то вроде чудовищ. Мой «Грузиноид» таким и изображен – с хвостом, огромным пенисом, в кепке и с наколкой «Волга». Все народные штампы. А рядом – Маяковский, изрекающий «Носят кепки из овец, жрут шашлык и пляшут лезгинку, в то время как русский трудовой человек с голодухи жует от г…на резинку». Слухи по поводу моей «продажности» вызвала и тряпка с изображением Путина. Ну, здесь уже замешана «газовая» эпопея. Он там в полосатом костюме циркового борца поражает змея (символизирующего газовую трубу) копьем. Хохма в том, что кончик змеиного хвоста выполнен в виде трезубца.
Ю.М.: Стеб – ключевое слово для тебя. А где же, собственно, искусство?
С.В.: Не все так просто. Если бы это был стеб в чистом виде, я бы экспонировал свой пенис на блюде и ездил бы с этим «концептом» по всему миру. Мои работы производят впечатления «быстро сделанных». На самом деле я трачу на их создание уйму времени. Между прочим, рисовать на ткани шариковой ручкой – занятие не для слабых.
Ю.М.: Неужели ты навсегда «застрял» в одном формате? Не надоело?
С.В.: Нет. Мне в нем уютно. Шансон-арт для меня был и остается своего рода арт-терапией. Я рефлексирую на то, что меня окружает, и, таким образом, избавляюсь от всего, что давит мне на чувство прекрасного. Но это не значит, что я делаю одно и то же. Во-первых, меняются «раздражители». Я все меньше реагирую на политические события. Меня сегодня волнуют другие вещи. Я больше стебусь над собой. Переосмысливаю полученный опыт. Кроме того, не дает покоя грядущий конец света. Это ли не «шансон-артистическая» тема! Есть у меня такой сюжет: всем придет кирдык, останутся одни евреи. Да и те умрут – от депрессии (некого «нае…ть»). На самом деле, я высмеиваю бытовой антисемитизм. Меня всегда поражали наши люди: в войну многие, как моя бабушка, к примеру, спасали их от немцев, а в мирное время охотно принимали участие в народной забаве «Вычисли еврея». Такое к ним отношение со стороны православных, почитающих Иисуса Христа (невзирая на его «иудейское происхождение») для меня загадка. Впрочем, экстремизм, проповедуемый «пострадавшей» стороной, восторга тоже не вызывает. Когда в отместку за холокост предлагается устроить грандиозный террористический акт, это ненормально.
Ю.М.: Видимо, все эти спекуляции и вдохновили тебя на создание стенгазеты «Взятие Берлина евреями». Горит Рейхстаг, на котором сияет красная еврейская звезда, евреи едут на скутерах с хануками… В юдофобстве не обвинили?
С.В.: Я ее показывал Саше Ройтбурду, он очень смеялся. Предлагал даже отвезти в Берлин, но вряд ли там рискнут ее вывешивать – скользкая с точки зрения политкорректности тема. У меня семитской символики хватает и в других работах, равно как и православной. Но никогда не было никаких претензий. У большинства все в порядке с чувством юмора. Стебусь-то я не над религией и тем более не над верой, а над утилитарным ее употреблением. Один «Мерседес» освящает, другой – бриллианты жены (чтобы с ушами не оборвали), третий на криминальные деньги воздвигает церковь… Неисчерпаемая для стеба тема. Возвращаясь к вопросу о том, как долго я буду резвиться в рамках шансон-арта, могу сказать: окружающая действительность дает массу поводов для самовыражения. К тому же я постоянно экспериментирую с художественными средствами. Еще одно интересное для меня направление – видео-арт. Сейчас увлекся коллажами. Использую вырезки из журналов типа Vogue, Platinum или открытки сталинского периода.
Ю.М.: Итак, с политикой покончено…
С.В.: Однажды мне рассказали, что Поярков объявил себя и меня единственными на Украине стоящими художниками. Это меня испугало. Если Поярков хвалит, с политикой надо завязывать. Однако сделать это нелегко. Президентские выборы в Белоруссии не могли меня не зацепить. Лукашенко с его диктаторскими амбициями так и просится на «полотно». Мне, кстати, часто задают вопрос: «Почему вы никогда не рисовали Януковича?» Очевидный намек на то, что я боюсь связываться с нынешней властью. Я на это отвечаю, что Янукович мне ничего, в отличие от Ющенко, не обещал. Я был не его электорат, поэтому не чувствую себя обманутым. А за бывшего президента я голосовал три раза, перессорился с друзьями… Кроме того, Янукович подкупает меня своей естественностью. Он такой, какой он есть, и никем другим не прикидывается. Короче, не мой герой. Ющенко и Тимошенко – реально комические персонажи. «Великая революционерка» в виде Статуи свободы и «пчеловод» в образе казака Мамая – моя реакция на профанацию идеи демократии, которую они декларировали. Обманул бы мои ожидания Янукович, я бы его тоже «обессмертил». Заметьте, я ниже определенного уровня в подобных работах не опускаюсь. Если дело касается политических персоналий – никаких гениталий и прочих «ню». Мне как-то за большие деньги предложили нарисовать Тимошенко и Витренко голыми, на метлах. Я отказался. Стеб и пошлая карикатура – разные вещи.
Ю.М.: Тем не менее, самыми популярными твоими произведениями остаются простыни с изображением известных политических деятелей.
С.В.: Это понятно. Они монументальны, их легче воспринять, чем стенгазеты. Хотя они визуально не менее эффектны, в них много текста, нужно вчитываться. К слову, на III Московской Биеннале помимо «текстиля» были и стенгазеты. Жан Юбер Мартен, куратор Биеннале, спросил меня, почему я не пишу тексты на английском. Я объяснил, что они понятны нашей публике, а «ненашей» они будут неинтересны. Правда, некоторые вещи, выставляемые на международных арт-ярмарках, я все же перевожу.
Ю.М.: Некоторые считают твое творчество конъюнктурным. Согласен?
С.В.: Однозначно, нет. Нужно отдать должное моему галерейщику Владимиру Овчаренко (владельцу московской галереи «Риджина»), он никогда не ставит мне условие: «Делай то-то и то-то, потому что это будет хорошо продаваться». Берет все, что я создаю. Я его как-то спросил о судьбе непроданных работ. Володя ответил, что они останутся в его коллекции. Мне с ним повезло – человек, по-настоящему увлеченный искусством. Меня самого деньги волнуют мало. Если бы я стремился заколачивать бабки, давно бы поставил рисование на поток. Но как раз этого я и боюсь – превратиться в конвейер. А потом нанимать «рабов», чтобы успевать сдавать заказы. Впрочем, не получится – у меня нет классического образования, поэтому «академисты» вряд ли скопируют мой самобытный штрих. Правда, и сам я никого не подделаю. Такие пальмы, как Тистол, точно не нарисую. Кроме того, я медленно работаю. Мне хочется, чтобы каждое новое «творение» не походило на предыдущие. Это тоже фобия – повторяться, эксплуатируя одну и ту же успешную идею, что произошло с некоторыми известными художниками.
Ю.М.: Премия Малевича – неожиданный приз?
С.В.: Абсолютно неожиданный. Когда прозвучала моя фамилия, я даже не дернулся. Меня сзади толкнули, и только тогда до меня дошло. Журналистов удивило, что у меня была заготовлена речь. Просто я считал, что каждый из номинантов должен сказать благодарственные слова. Поэтому не поленился и еще за три дня до мероприятия нацарапал на бумажке русскими буквами «Contemporary art forever!», «Шансон-арт – суперстайл!», «Стас Волязловский – суперстар!», «Данке шон» и «Дзенкую бардзо!». Коротко и энергично. В моем стиле. Трудность была в том, что когда я вспомнил о бумажке, лежавшей в кармане брюк, у меня были заняты руки. Букет я сунул послу, премию – директору Польского института. И объявил, что сейчас толкну речугу.
Ю.М.: Как приняли?
С.В.: Веселились, конечно. Если честно, у меня по поводу победы сложные эмоции. К радости примешивается осознание навязанных тебе обязательств. Я в данный момент занят созданием новых работ для «Риджины», а теперь придется отвлечься на реализацию проекта в Польше. Хочешь – не хочешь, должен соответствовать.
Ю.М.: Есть уже идея?
С.В.: Есть ее рабочая версия. Раз уж в Интернете намекают на то, что я получил премию благодаря польской фамилии, с этим нужно разобраться. Поискать корни, и на основе этого поиска заваять что-то интересное.
Юлия Манукян – журналистка «Cosmopolitan», которая иногда выступает в качестве фриланс арт-критика, в частности, для киевского журнала «Стиль» и херсонского издания «Булава» (рубрика «Арт-пространство»). Работала редактором рубрик «Архитектура» и «Дизайн» в журнале «Красивая Усадьба». По образованию – преподаватель английского и немецкого языков, ХГУ (Херсонский государственный университет).
