14 октября художнику Станиславу Волязловскому исполнилось бы 48 лет. К сожалению, в прошлом году его не стало, а вокруг его наследия сложилась неоднозначная ситуация. Мы записали интервью с Викторией Бавыкиной, куратором выставки «Станислав», которая открылась 1 октября в Харьковской Муниципальной галерее в рамках 2-й Биеннале молодого искусства, а также взяли комментарии у кураторов выставки «Оригиналы» в Музее современного искусства Херсона.
От автора: Станислав Волязловский родился 14 октября 1971 года в Херсоне. Окончил художественную школу и курсы художников-оформителей. Участвовал в работе объединений Р.Э.П. и ЦМИ «Тотем». С 2000 года участвовал во всеукраинских и зарубежных групповых и персональных выставках. Победитель премии Малевича (2011).
Стас Волязловский работал в стиле, который сам определял как «шансон-арт»:
«Шансон-арт – это моя рефлексия на мир, в котором я существую, с его интересами, проблемами, страхами, религией, новыми культурными вызовами, с его телевидением и программами, наполненными дебильной рекламой, расчленёнкой, криминалом, порнографией, сериалами и политикой, с его жёлтой прессой и его интернетом. Возможно, для меня это что-то вроде арт-терапии. Мне действительно удается освободиться от всего, лезущего в мозг помимо моей воли. Беру и вываливаю все налезшее в эдакой лубочно-концентрированной форме на лист бумаги или старые сэконд-хэндовские простыни, которые разрисовываю шариковыми ручками».
В январе 2018 года его не стало. В мае 2019 года Алла Борисовна Волязловская передала все работы сына, которые у нее были, в фонд Татьяны и Бориса Гринёвых, обозначив основным условием этого решения популяризацию фондом Гринёвых творчества Волязловского. Этот жест вызвал неоднозначную реакцию в украинском арт-сообществе и откровенно негативную в Херсоне (откуда Стас родом и где он прожил до самой смерти).
Алла Борисовна Волязловская на открытии выставки.
Я не ставлю себе задачей раскачать лодку больше, чем это уже сделано. Бессмысленно бесконечно выплескивать гнев по поводу решения Аллы Борисовны передать наследие в фонд Гринёвых. У нее свои резоны, высказанные четко. Обоснованные или нет – это слишком личное, чтобы высказываться на эту тему публично.
В любом случае, неприемлемы провокационные попытки некоторых представителей харьковского арт-коммьюнити выяснить у матери Стаса, кто на чьей стороне. Это худшее, что можно сделать в этой ситуации. Как и выдавать комментарии типа «собаки лают, караван идет». Да, мы лаем. И достаточно громко.
Нам, херсонцам, кураторам Музея современного искусства Херсона, представителям местной арт-коммьюнити, друзьям Стаса, однозначно жаль, что его работы «ушли» из Херсона. Да, у нас, как и у многих, есть опасения, связанные с определенной герметичностью работы таких фондов, и с деятельностью коллекционеров вообще. На данном этапе вопросы совместного правообладания (Стас делал видео совместно с Семеном Храмцовым и командой ЦКР «Тотем») – в приоритете. Борис Гринёв планирует визит в Херсон, чтобы встретиться со всеми, кого это касается, для урегулирования спорных вопросов.
Принимая во внимание мотивацию фонда – длить память о художнике посредством работы с архивами и презентации неизвестного Волязловского широкой публике, от команды фонда будут ждать экспозиций «под стать» масштабу художника. Так что нужно быть готовым к самой беспощадной критике. Участников исследовательских платформ абсолютно закономерно волнует то, насколько последовательна и серьезна эта «коммеморативная» стратегия. А это покажет только время.
Что касается кураторского взгляда, Виктория Бавыкина рассказывает, почему она отдала предпочтение фотографиям Волязловского и какой ей видится дальнейшая работа с его архивом.
– Предыстория такова. Все началось в конце весны, с истории передачи наследия и архива Стаса его мамой в фонд Татьяны и Бориса Гринёвых. Тогда никто до конца не понимал весь этот объем предстоящей работы и ответственности. Сначала мама привезла папки с графикой, потом передала текстиль. Мы вместе с Катей Лебедевой, моей коллегой из фонда, Аллой Борисовной и Гринёвыми все смотрели и старались систематизировать. Параллельно развивались все эти конфликтные ситуации вокруг наследия.
Наш первый показ был очень камерный — небольшая выборка работ Стаса в офисе фонда. Там присутствовал Семен Храмцов (представитель Музея современного искусства Херсона, друг Стаса и соавтор некоторых его видеоработ), Ольга Балашова, представитель Национального художественного музея Украины, Александра Трянова (куратор выставки Волязловского в Музее современного искусства Одессы) и другие сопереживающие этому процессу.
Именно на этом мероприятии мама официально заявила, что передает весь архив в дар фонду Гринёвых. Ольга Балашова* засвидетельствовала, что все законно, и заверила, что Нацмузей, выступив «третьей стороной» и приняв участие в этой передаче, будет также участвовать в сохранении и осмыслении переданного архива.
– По словам Аллы Борисовны, Нацмузей очень хотел приобрести эти архивы. Но есть некоторые проблемы…
– Насколько я знаю, они пока не могут себе это позволить, их участие в этом исключительно медиаторское. Пока работа с подобным материалом практически невозможна из-за структурных и бюрократических сложностей. А мама не хотела ждать.
– И все же, почему именно фотографии?
– Когда от биеннале молодого искусства поступило предложение организовать выставку Волязловского, я, понимая, что мне достанется роль куратора, начала думать над ее «контентом». Большую часть работ, которые сейчас в фонде, уже кто-то видел. Это Стас, которого мы все хорошо знаем. Конечно, можно его интерпретировать как-то по-другому, но хотелось чего-то нового.
В одном из разговоров с Александром Соловьевым прозвучала мысль о том, что Стас наснимал очень много фотографий, и они никогда публично не показывались. Я пришла с этой идеей к Гринёву, но тогда у нас не было фотографий. Мы связались с мамой, и оказалось, что у нее дома лежит сотни две CD-дисков. Она передала нам эту коробку, и с этого момента началось мое путешествие длиной в 3 месяца. Я с ужасом осознала, что мне даже негде их смотреть. Диск за диском перебирала эти все сокровища.
– Был момент отчаяния?
– Да, потому что на одном диске – одна папка, на другом их пятьдесят. И никогда не знаешь, на что ты наткнешься: в одной папке – одна фотография, в другой – сто. А в третьей – еще десять папок. Некоторые диски были систематизированы и подписаны, другие – как у всех. Ну, и масса времени ушло на переброс их на другой носитель, чтобы упростить себе задачу и продлить жизнь фотографиям.
– Раскрывался ли Стас для тебя еще больше после «надцатой» папки? Вы ведь были знакомы?
– Мне попадались фотографии, которые точно отображали того Стаса, каким я его знала. Постановочные, смешные, с табуреткой на голове или с вантузом в разных местах, «обнаженка»… Я и не ожидала увидеть что-то другое. Но встречались и такие, которые мне показали его совсем с другой стороны.
Очень много съемок семейных, портреты детей**, стрит-фотография… Сначала я не очень вникала, но потом стала откладывать, всматриваться. И пусть это прозвучит примитивно, но от историй на этих фотографиях нельзя оторвать глаз. И это не бытовая любительская фотография, это фотография, сделанная художником.
– На открытии харьковские фотографы, отдавая дань и прочее, высказались, что особой художественной ценностью эти работы не обладают. И что они эту подборку воспринимают как часть истории, как некий мемориальный жест. Диптихи более выигрышны в этом плане, здесь больше художественности… Они вообще многим понравились…
– Понимаешь, в чем штука с харьковскими фотографами? Не хочу никого обидеть, но современная украинская фотография стремится быть очень современной. Актуальной, новой, найти новый язык или переизобрести его. Какой-то «стрит» или портрет нам уже давно не интересен. Это скучно, это старо. У нас же есть наложения, есть харьковская школа. Простота тем более сейчас невозможна.
А эти фотографии напомнили мне работы американских авторов 1960-1970 годов. И они мне нравятся до сих пор. Я не вижу в них «устарелости», отжившего фотографического языка. Как и у них, у Стаса есть свой, особый взгляд. Фотография Волязловского возможно, менее мастерская, не поддельная и наивная, поэтому более правдивая, но сюрреалистичная в своей сути.
– По этому принципу и отбирала?
– Да, по «особенности» этих моментов. Но там нет ничего экстраординарного. Да, это не нынешнее обязательное условие «взбудоражить» зрителя, вывести его из равновесия. Это вполне, на первый взгляд, рутинные вещи. Но эти двое мужчин, которые подобно двум мадоннам, поддерживают «младенца», а в руках у него кетчуп «Чумак»… Это уже элементы абсурда.
– Момент антропологии.
– Да! Стас себя проявил в документации этих моментов. Больше ничего и не нужно.
– Есть ли здесь определенный нарратив, связывающий все эти фотографии?
– Скажу честно, это все выстроено на внутреннем ощущении, здесь нет определенной истории, но есть сквозные персонажи – перетекающие из одной серии в другую. Их и в видео можно увидеть. Есть повторяющиеся ситуации тематического характера.
На самом деле, больше всего я фокусировалась на портрете – он показался мне наиболее сильным. Крупноформатные работы – некие опорные точки. В подборке видео – тот же принцип «общности»: некоторые фотографии – это фрагменты из видео. Но тут для меня наступает спорный момент – когда я начала думать над концептуализацией, учитывая, что это мой первый опыт работы с материалом для выставки без художника и мое не очень глубокое знание Стаса…
Мы были знакомы со времен Non Stop Media в 2012 году и много общались. Но этого недостаточно, чтобы говорить «я знала его хорошо». Тем более, мы никогда не обсуждали его фотографии. То есть, мне не казалось правильным надумывать, что Стас этим хотел сказать. Я – скорее некий отчужденный зритель.
И для меня была моральная дилемма, насколько я вправе как куратор, или исследователь, или работник фонда «наслаивать» свое видение на эти работы без участия художника, который не может обсуждать со мной этот выбор. Поэтому у этой выставки, по большому счету, нет концепции. Возможно, по мере углубления в архивные материалы подход к публичной репрезентации его наследия изменится, но сейчас я не хочу надстраивать какую-то свою идею.
– Этот опыт, удачный или неудачный, в любом случае – первый в работе с этим архивом. Если ли смысл раскрывать Волязловского для харьковской публики дальше?
– В фотографическом смысле, думаю, да. А сейчас я совершенно субъективно отобрала работы, которые, по моему мнению, стоит выделить. Не вмешиваясь в существующий нарратив в самой фотографии, который создал Стас. Единственное, что я себе позволила, это сделать диптихи.
Есть даже триптих, это проект Стаса с описанием. Он писал, что в Херсоне так любят и уважают арбузы, что если какой-то разобьется, то люди будут приносить ему цветы. Остальные диптихи я сформировала сама, руководствуясь своим знанием Стаса, его иронии, его отношения ко многим вещам, моим анализом творчества в целом…
– Диптихи оформлены в серьезном «экспозиционном» формате. Контраст между «простой» подачей отдельных снимков очевиден. В чем идея?
– Абсурдность сюжетов удваивается и даже утраивается за счет «торжественной» музейной подачи в рамках под стеклом. Этот лучащийся счастьем и гордостью мальчик, а рядом взрослый солидный мужчина – с той же детской гордостью на лице на фоне портрета Луценко…
– Хорошо подобрана цитата к выставке. Зацепила?
– Это еще один важный, раскрывающий Стаса как человека, момент. Я разбирала записи и тексты, принесенные мамой. Они в своем роде публицистические, даже философские, со здравыми рассуждениями о жизни, политике. Часть из них вошла в книгу, кстати. Эта цитата мне показалась очень точно характеризующей его отношение к действительности и своему месту в ней. Вполне уместно его такое, более нарративное присутствие здесь.
– Как восприняли эту выставку нехудожники? Первые фидбеки удалось отловить?
– Большинство из тех, кто успел поделиться своим впечатлением, в тех или иных выражениях отметили искренность этих работ. В дальнейших планах – показать его керамику. Это также малоизвестная его сторона, а он с этого начинал.
– А есть что показывать?
– Не так много, но можно совместить с другими работами. В каком-то эволюционном аспекте – как этапы развития художника. Это такая сверхидея – раскрывать его со всех возможных сторон. При этом не стоит задача регулярно устраивать локальные или региональные выставки. Скорее, упор будет делаться на исследовательскую работу с архивом, с разными медиумами в творчестве Стаса. Это и позволит сформировать какой-то новый взгляд на него.
– Такова стратегия фонда?
– Да, прежде всего, это ответственность перед мамой. И перед всем арт-сообществом. В этом весь смысл – показывать это, обеспечивать другим исследователям допуск к этим материалам, а не просто владеть. Собственно, в этом опасность заблуждения, что частные фонды свои приобретения закрывают где-то за семью замками, а потом продают. Фонд Гринёвых выполняет функцию государственных учреждений – собирает, исследует, пропагандирует…
– Что за история с передачей работ Волязловского в Центр Помпиду?
– Подробности пока не известны. Хотя летом приезжали к нам представители Помпиду, мы показали им Харьковскую школу, а также видео, керамику и текстиль Стаса. Им очень понравилось. Директор Центра, просматривая видео, ничего не понимал в смысле языка, я не успевала ему переводить, но это было и не нужно – он так смеялся! А когда я, наконец, перевела, ему стало еще смешнее. Стасу удалось изобрести универсальный визуальный язык. А группа «Рапаны»? Я фанат (смеется).
– Несколько слов о книге…
– Мама рассказывала, что Стас мечтал о книге своих стихов, поэтому в ней – в основном, стихи и несколько публицистических текстов, которыми, кстати, хорошо бы сопровождать выставки любых его работ. Они показывают нешуточность его отношения к жизни. Под слоем иронии и сарказма – глубочайшие рефлексии.
То есть, мы снова пытаемся показать его «многогранность», отойти от иконического образа. Впрочем, ирония у него тоже разная. В качестве иллюстраций использована графика Стаса, его ранние рисунки, экслибрисы.
Мы прекрасно понимаем, что это событие – не из ряда вон. Однако такие вещи невозможно игнорировать. Впрочем, это важно не только для мамы и близких Волязловского, но и для нас всех. Мне думается, что книга, как и эта выставка, может стать поводом для обсуждения более глобальной темы – работы с архивом, в котором присутствуют разные медиумы. Плюс опыт передачи наследия, юридическая его сторона – тоже важный предмет для разговора.
– Это прецедент…
– Именно. Я надеюсь, что коллекционеров будет все больше и больше, и, соответственно, прецедентов. А, значит, и больше прозрачности этих процессов.
Комментарии
*Ольга Балашова, заместитель директора по развитию Национального художественного музея Украины (НХМУ):
– Я не могла засвидетельствовать законность передачи этих работ, поскольку у меня нет таких полномочий. Я только признала, что музей доверяет Борису Гринёву и его фонду. Никогда речь не шла об их покупке, но, если бы нам предложили их приобрести, мы бы стали искать деньги и, вероятно, нашли бы их.
В любом случае, Алла Борисовна не собиралась их продавать. Она передала их фонду Гринёва бесплатно, но взамен поставила множество условий – выставка раз в год, публикация книг, непрерывная научная работа и т.п. Мы не смогли бы их выполнить, поскольку у нас очень большая коллекция и очень много художников, с которыми работает небольшой коллектив.
Мы договорились с Борисом Викторовичем о выставке Стаса. А после нее некоторые работы будут переданы в коллекцию музея. Музей много лет и очень продуктивно работает с современным искусством, у нас хранится самая большая музейная коллекция украинского современного искусства. Есть отдел ХХ-ХХІ века, и мы уже подали в министерство запрос об изменении структуры и создании отдела современного искусства, так что со следующего года он будет.
Оксана Баршинова, заместитель генерального директора НХМУ по выставочно-экспозиционной работе:
– Обычно модератором в процессе последовательного и, главное, стабильного формирования наследия художника выступает музей. Именно музейные специалисты понимают, когда простой набор артефактов превращается в коллекцию и архив. Национальный художественный музей Украины способен и готов взять на себя эту роль в отношении наследия Стаса Волязловского.
Особенностью современного искусства является то, что наследие художника не состоит из отдельных артефактов. Очень важно учитывать контекст, в котором они возникали и с которым тесно связаны, соавторство, посыл автора или его рефлексию на конкретную, возможно, очень локальную ситуацию. Поэтому особенно важна открытость коллекции, важна коллаборация и диалог, важно всем вместе наращивать объем информации о тех или иных работах.
**Елена Афанасьева, директор Центра культурного развития «Тотем», Херсон
– Конечно, Стас был прекрасным фотографом с совершенно особым чутьем пограничных состояний. Но вошедшие в выставку фотографии многодетных семей не говорят о нем как о художнике – это просто хорошие композиции (а мы знаем, что с композицией у Стаса было все в порядке).
Много лет назад я пригласила Стаса поучаствовать в проекте создания книг «Україна багатодітна: небайдужий погляд» по заказу всеукраинской женской общественной организации. Мы тогда объездили всю страну, Стас работал фотографом. Все фотографии были переданы для создания книг, а некоторые он сохранил себе в архив – для рисунков. То есть, он не планировал их выставлять, да и права на это мы не имели – люди давали разрешение на фотографирование именно для конкретной организации и конкретного проекта, целью которого было лоббирование льгот для многодетных семей.
Поэтому я совсем не уверена, что фотографии из этой части архива Стаса можно выставлять как пример того, «как хорошо Стас фотографировал детей». Эти фото ему были нужны для эскизов рисунков. Думаю, с архивом нужно разбираться аккуратно. Нельзя выставлять то, что «нравится», «прилично» – потому что это может быть просто сырой материал. В случае серии фотографий детей – не нужно выдавать сырье за готовое произведение, даже если очень хочется показать Волязловского «доброго и пушистого».
Янина Пруденко, культуролог, куратор Открытого архива украинского медиа-арта:
– С ростом осознанности и развития гражданского общества мы все чаще негодуем, обсуждая существование украинского бизнеса вне правового поля, несоблюдение прав человека в нашей стране. Ситуация с наследием Стаса показала нашу неготовность признавать необходимость правовых отношений в сфере культуры и искусства.
В беседе с искусствоведами, которые консультируют коллекционеров, я обнаружила, что даже факт купли-продажи художественных работ оформляется в нашей стране редко. Кто-то кому-то при каких-то обстоятельствах непонятно на каких основаниях передает работу, потом эта работа в ситуации передачи авторских прав конкретному фонду/коллекционеру, по сути, обретает своего законного владельца.
Я не понаслышке знаю, как сложно обстоят дела в правовом поле в области современного искусства в нашей стране. Архив, который я собираю больше 10 лет, также находится практически вне правового поля, ведь в Украине просто не существует единой правовой базы для художественных произведений, которые передаются в виде видеофайлов, софта. Даже когда работы видеохудожников копируются с их YouTube и Vimeo каналов и демонстрируются на сайте Открытого архива украинского медиа-арта – это все еще внеправовое действие. Ведь сами художники редко задумываются о своих авторских правах, часто даже не маркируя свои работы с помощью лицензий Creative Commons.
Потому вся моя коллекция – это личные договоренности и хорошее отношение ко мне многих художников и исследователей медиаискусства с разных областей Украины. Так и Стас во время резиденции на Бирючьем в 2015 году под честное слово передал мне много своих видеоработ.
Теперь Открытому архиву украинского медиа-арта необходимо документально оформлять договоренности с фондом Гринёвых о праве на их использование, например, для показов в образовательных и популяризаторских целях. Лично для меня это новый вызов, к которому я отношусь как к абсолютно неизбежному процессу, который рано или поздно должен был проявиться в нашем поле совриска.
Мне кажется, что нам просто необходимо проснуться и начать заниматься ликбезом в области авторского права в искусстве. В нашем случае ликвидация правовой безграмотности просто необходима для всех акторов данного процесса – художников, исследователей, кураторов, коллекционеров. Даже художественные институции с историей в данном случае – не исключение.
Художественные музеи, открытые к коллекционированию современного искусства, в том числе созданного с помощью нетрадиционных художественных медиа, оказываются в ситуации вынужденной реинвентаризации своих принципов включения новых форм искусства в коллекцию. Это требует пересмотра методов описания работ, способа их хранения и т.д.
В идеальном мире этот процесс должен происходить коллективно и масштабно – необходимы семинары, конференции, круглые столы. В результате этой работы художники, исследователи, коллекционеры, юристы должны выработать и внедрить на законодательном уровне единые правовые образцы в области авторского права для современного искусства.
«Оригиналы»
14 октября 2019 Стасу Волязловскому исполнилось бы 48 лет. В этот день кураторская группа Музея современного искусства Херсона (МСИХ) открыла выставку «Оригиналы» — кальки работ художника, единственное, что осталось после передачи Аллой Борисовной Волязловской «наследия» Стаса фонду Бориса и Татьяны Гринёвых.
Идея экспозиции оттачивалась в течение года, но концепт пришлось подкорректировать, уйдя в чистую «первородность» замысла, back to basics, отчего все стало еще пронзительнее и ближе. Соревнование ли это между двумя институциями за право длить память о художнике? Да, в какой-то степени. Хрупкость и памяти, и калек очевидна.
Хорошая новость – все, что происходит сейчас, делает этот процесс реальным. Отличный ход – во время кураторской экскурсии на планшете показывать готовые работы и рассказывать истории их создания. И вроде бы уже все знаешь, но в такой яркой перформативной интерпретации, обогащенной комментариями друзей – это захватывающий трип, который, надеемся, не закончится никогда.
Комментарии кураторской группы МСИХ
Вячеслав Машницкий, основатель и руководитель МСИХ:
– «Оригиналы» (они же «кальки») – не просто название, это сложная метафора: прозрачности процессов, связанных с передачей наследия художника, прозрачности его труда, его внутреннего диалога, того «ремесленного» этапа, когда все только зарождается. Соответственно, вот такая «калечная» выставка.
Хотелось бы отметить, что Стас, безусловно, самородок наших мест. Странно сомневаться в том, что местные эксперты и все заинтересованные в продвижении его наследия лица не смогли бы поработать со всеми его гранями. Но я надеюсь на нормальное сотрудничество, когда все спорные вопросы будут урегулированы. Мы работаем в сфере культуры и должны уметь выстраивать культурные отношения. Но я понимаю справедливый порыв Семена Храмцова – они вместе со Стасом сделали немало прекрасных проектов. И это фактор, требующий тщательного рассмотрения.
На выставке «Кальки» представлены работы из коллекции МСИХ и фонда имени Полины Райко. То, что осталось после того, как работы Стаса отправились в некое мировое турне. Идея этой выставки родилась больше года назад. Мы и планировали устроить её в день рождения Стаса. Мне кажется, что все получилось».
Семен Храмцов, куратор МСИХ:
– Музей пропитан «деяниями» Стаса. Здесь случился его дебют. Здесь его «нашел» Александр Соловьёв, показал коллекционерам, Пинчуку и всем остальным, и началась битва за него. Эти стены видели много его работ и работы в плане экспозиций, кураторства.
Делать с ним выставки было и удовольствие, и мучение – горячие споры до полного изнеможения, его беспощадный перфекционизм, пока не будет так, как надо. Нынешние споры тоже достаточно горячи, и мы готовы их решать на цивилизованном уровне. Но предоставленные нам юридические обоснования пока неубедительны. С моей точки зрения, нарушения есть и нужно дальше с этим разбираться.
Да, у нас нет таких средств, чтобы нанять опытных юристов. Но наше оружие – это искусство. И мы придумали свой «коммеморативный» ход, достаточно креативный и эффектный – «оригиналы», отсылающие нас к истокам его творчества. Спасибо представителям Нацмузея, Пинчук Арт Центру, Польскому институту за поддержку нас в этой ситуации.
Что касается выставки «Станислав» в Харьковской муниципальной галерее, я нахожу ее слабой – и концептуально, и в плане «выборки». Там тоже возникают вопросы по поводу экспонирования совместных работ. Плюс «винегрет» из личного архива и заказных фотографий в рамках разных проектов, не всегда связанных с культурой, проще говоря, подработки, семейные фото… Чувствуется, что это взгляд людей, знающих Стаса очень мало.
Книгу тоже могу прокомментировать. К слову, тексты мы собирали здесь, я все передал маме, и вот выходит такой сборник, где не указаны ни мое имя как архиватора этих текстов (вычитка, сортировка), ни автор фотографий. Я не критикую контент, но надпись на корешке обложки – «Shanson Art – super х*й Volyzlovsky S – super поц» мне кажется абсолютно неуместной. Это как-то очень неуважительно об ушедшем. Он уже свою репутацию защитить не может. Этим заниматься должны мы, его друзья. И наша задача – препятствовать возникновению мифов.
Понятно, что они будут, это реальность, но не стоит опускаться до транслирования образа фрика. Стас был сложным человеком, но мы хотим продвигать его творчество, а не спекулировать биографией. Мы её (биографию) решили проработать через «кальки» – придумав экскурсию по экспозиции с планшетом, где зрителям показывают финальную версию работы и сопровождают рассказом, как она создавалась. Сами кальки мне отдала мама, когда мы вместе сортировали огромную кучу сырья коллажей Стаса из старого шкафа.
Когда я познакомился со Стасом, он мне сказал такую фразу «Я хочу, чтобы Херсон стал центром современного искусства». Кому-то она покажется смешной и наивной, но она объясняет всю нашу деятельность и тягу Стаса «продвигать» Херсончик в работах, в других художниках, выставках, критике…
Он занимался культурной благотворительностью и принимал прямое участие в становлении музея современного искусства. Я объяснял это в личной переписке с Гринёвым, но он предпочел не отказываться от такого бесценного подарка, организовав «передачу» архива в неправильной и некрасивой форме. Мы отдавали работы на выставку к выпуску книги, а не в архив фонда Гринёвых.
Рина Храмцова, сокуратор выставки
– Стас всегда приглашал нас в музей на свой день рождения, а теперь музей приглашает к себе – посмотреть на «оригиналы» Стаса. Мы были знакомы 6 лет и все его дни рождения отмечали вместе. Последняя его выставка в МСИХ – «Crash Matrix». Сегодня смотрим на его «неосязаемую» сторону, что-то такое зыбкое, хрупкое… Эта «хрупкость» накладывается и на ситуацию вокруг наследия Стаса.
Деньги за входные билеты будут потрачены на создание условий для хранения работ, есть план оформить их под стекло и выставлять в других музеях или галереях. Стас жив, пока мы о нем говорим.
