Илья Исупов, выходец и продолжатель художественной династии Исуповых, единственный из всей семьи, кто выбрал контемпорари арт. Его работы легко узнаваемы и чаще всего вызывают улыбку. У него и самого любимое словечко для оценки происходящего: «смешно».
О публичности
Мне не раз предъявляли отсутствие большого количества публичной информации обо мне. Это не сознательная позиция, скорее, лень. Понимаю, что этим надо заняться и мой брат Сергей Исупов (художник, живет в Нью-Йорке − прим. ред.) не перестает удивляться тому, как я живу без странички в Википедии. Но над созданием публичного образа надо же серьезно заморочиться. Придумать какую-то определенную стратегию общения с журналистами, выстроить определенный образ, стиль поведения. Но моя лень меня бережет от такого занятия.
О коллективах и одиночестве
На фестиваль «Бирючий» (Илья – бессменный резидент симпозиума «Бирючий, − прим. ред.) я приезжаю постоянно потому, что здесь есть возможность чистого творчества, можно экспериментировать и пробовать разные формы выражения. Сейчас меня привлекло стекло и я работаю над изучением его возможностей. Здесь же не стоит четкой задачи создать коммерчески привлекательную работу, хотя организаторам, возможно, этого бы хотелось. С другой стороны, пребывание здесь – это эксперимент и над собой: ограниченное время для создания работы, отсутствие родной мастерской, много отвлекающих факторов – море, друзья, общение. Но возможность воплотить новую идею, поработать с новыми материалами гораздо более радует, чем мелкие неудобства. А главное, сразу же есть возможность обсудить различные идеи с коллегами и единомышленниками. Мои коллеги как раз и есть моей идеальной целевой аудиторией, они понимают меня, с ними есть интересный момент соревнования.
Работа Ильи Исупова на Бирючем-2014
В жизни и творчестве я ведь одиночка, мне комфортно работать наедине с самим собой. В коллективе – только если это какой-то большой проект. Бывает, что я делаю совместные выставки с другими художниками, например, с Игорем Гусевым или с Виктором Покиданцем, но экспозицию объединяет только общая концепция, а работаем мы по отдельности.
О планах на будущее
Мне приписывают образ «вечного тинейджера». Но я его сознательно не выбирал, это мнение со стороны. Мне же, наоборот, всегда хотелось быть старше. Я не боюсь старости, наоборот, вижу в этом какую-то мудрость и богатый накопленный опыт, меньше паники и суеты.
Думаю, рано или поздно я займусь преподавательской деятельностью. Вот недавно в Харькове на фестивале NonStop Media я как раз пробовал себя в этой роли. Там я, Сергей Братков и Стас Волязловский проводили цикл воркшопов для молодых художников. Я учил их, а, в то же самое время, сам учился преподавательской деятельности у Сергея Браткова, который давно известен как блестящий лектор.
О трагедии и иронии
Вряд ли бы я хотел быть кем-то другим. Даже не знаю, какая другая деятельность может меня настолько увлекать как искусство. Мне это до сих пор нравиться. Да и какие у меня могли быть варианты, если я вырос в большой художественной семье?!
Мои работы, может, и вызывают улыбку, но чаще они на грани трагедии и иронии. Этот подход меня спасал и во времена Майдана, и в любые другие тяжелые моменты. Работа как способ успокоения, как возможность сохранить стабильность психики. Но я живу в самом центре Киева, потому, конечно же, находился в самом центре событий, и был его участником. Мы, как и многие наши друзья-художники, часто приходили на Майдан, особенно, когда понимали, что люди, которые там же и живут, просто измождены и их надо сменять. Было много драматичных чувств – я не плакал, конечно, так как вообще не помню такого момента в жизни, чтобы я плакал. Но было много сострадания, сочувствия, сопереживания.
Сейчас, безусловно, меня, как и очень многих людей, грызет совесть – в стране война, а я вот на море занимаюсь искусством. Плюс срабатывает чисто мужской инстинкт, которому война бросает мощный вызов.
О будущем Украины
У меня оптимистичный взгляд на будущее украинского искусства, да и не только искусства. Долгое время отношение к Украине было достаточно снисходительным. Если ты хотел какой-то известности и денег, то за этим отправлялся в Москву. Так было долгое время – российский рынок царствовал на постсоветском пространстве. Потому и западные галереи к украинскому искусству относились с изрядной долей настороженности. Сейчас меняется отношение к Украине в мире и просыпается интерес к украинским художникам. А европейский вектор, который выбрала Украина, может поменять всю систему украинского арт-сообщества – различные гранты, европейские программы для стимуляции и развития культуры и искусства.
Не знаю, как в художественном мире в будущем будут выстраиваться отношения между Россией и Украиной. Будет сложно – это точно. Разлом ведь произошел не по национальному признаку, а по идеологическим причинам. Если в России будет какой-то большой проект, особенно проукраинский, то я, может, и приму участие. Но это деликатный момент, для которого должны сложиться разные факторы – и взаимоотношения с людьми, и цель выставки, и ситуация в стране.
