В искусстве (и шире культуре) прошлого века, который принято было считать преимущественно атеистическим, случались периоды интереса к чему-то божественному, во всяком случае, – находящемуся вне пределов человеческого. Так произошло, например, в середине и второй половине 80-х. Вспомним:
Тогда Вим Вендерс снял свой знаменитый фильм “Небо над Берлином”. Лори Андерсон записала замечательный альбом “Strange Angels”, в текстах которого было очень много интересного и важного про ангелов.
Последней большой, предсмертной работой Энди Уорхола оказалась “Двойная Тайная вечеря”, а Иржи Георг Докупил одновременно с ним, но совершенно самостоятельно, сделал свою известную картину с двумя крестами. Что удивительно для себя самого, я в 87-м, тогда еще ничего не зная ни об этой работе Уорхола, ни о крестах Докупила, нарисовал большую картину, на которой были изображены две Библии. Упоминаю об этом не потому, что хочу примазаться к звездам современного искусства, а просто показываю: подобные идеи летали тогда в воздухе.
Но приоритет, возможно, у Ларисы Резун-Звездочетовой. В 83-м она сделала работу “Конец авангарда”, показанную на выставке “АПТАРТ за забором”. Это были вырезанные из белого картона херувимы, развешанные на деревьях дачного сада в Тарасовке.
Это про художников.
Однако Поль Вирильо, один из величайших теоретиков коммуникаций и практикующий католик, в середине 80-х (интернет тогда еще только рождался) в одном из интервью рассуждал об ангелах. По его мнению ангел (не забудем, что по-гречески “aггелос” значит просто “вестник”) – это передатчик информации, и его крылья являются символом скорости, с которой он доставляет некие месседжи от Всевышнего Его адресатам.
То есть, пользуясь современной терминологией, ангел это что-то вроде Интернет-портала, причем функции ангелов, как у разных порталов – разные. Их объединяет одно: все они врата, то распахивающиеся для нисхождения истины, то наглухо запирающиеся.
Здесь также стоит вспомнить Гоголя, его “Ревизор”, а именно пресловутых 40 000 курьеров и копнуть еще глубже в прошлое и удивиться тому, что в XIII столетии схоласты из Сорбонны после долгих диспутов сошлись на мнении, что на острие иглы, видимо, может уместиться такое же количество ангелов, какое упоминает в связи с курьерами Хлестаков.
И, называй вестников ангелами, фельдъегерями, курьерами или как-то еще, но за всеми ними, вне и внутри них находится Высшее, контролирующее коммуникации по всем каналам. Недаром адепты коммуникационных технологий нет-нет, но и прозревают, что Сеть не просто хаотическое информационное пространство. Конечно, нет – его вполне можно структурировать и контролировать. И делают это вовсе не политики и бизнесмены. Нет, у виртуального мира, как и у того, в котором мы реально живем, есть божественное предначертание, и он находится под таинственным для нас надзором Творца.
А Умберто Эко верно заметил, что исчисление ангелов, способных уместиться на острие иглы, вовсе не суетное и нелепое занятие, а великолепный образец профессионального мышления, дающего возможность через вроде бы бессмысленную спекуляцию строить прозрачные философские схемы. Ведь схоластика – мать современной европейской философии.
Теперь период интереса к богословию и ангелизму настал у нас. Выставка “Новый Ангелариум”, подвигнувшая меня на написание этого текста, находится в том же контексте, что проекты “Верю!” на Винзаводе и “Click I Hope”, показанный в павильоне России на Венецианской биеннале этого года.
Причины для этого более или менее ясны. Можно предположить, что немаловажную роль в этом сыграло то, что нами правят сотрудники спецслужб. А чекисты ведь по своей сути – ангелы, передающие некую высшую и неоспоримую волю, хранящие и карающие неразумных и впавших в гордыню обитателей земной юдоли. Они, как ангелы, многочисленны, многолики и строго расчислены по чинам.
Есть и более глубокая причина. Жить, ни во что не веря, невозможно. Кто-то в качестве веры выбирает неверие и способность к индивидуальным интеллектуальным усилиям, большинство – ищет в широком и бугристом поле верований, раскинувшемся от ортодоксии и разных установленных религий до всевозможной эзотерики.
Но – собственно о выставке в Ермолаевском.
Театр, говорят, начинается с вешалки. По сложившейся в современном искусстве традиции выставка начинается с названия (причем нередко им заканчивается).
Итак, “Новый Ангелариум”. Существительное в этом двучлене – псевдолатинский неологизм, построенный по той же модели, что “инсектарий”, “оссуарий” или “лапидарий”, но с неуместным в русском языке именительным указателем “ум”. Мы же не называем санаторий санаториумом? Да и прилагательное “новый” странновато. У нас разве уже был ангелариум?
Но как бы то ни было, в инсектарии содержатся насекомые, в оссуарии – истлевшие кости, в лапидарии – всякие камни, а в ангеларии, соответственно, ангелы.
Ангелы, как известно, пребывают (содержатся) в горних, то есть в пространствах, недоступных человеку (если он не святой), но иногда спускаются к нам, чтобы принести некую весть.
Кроме того, в соответствии с “Небесной иерархией” Св. Дионисия Ареопагита, по изысканиям ученых никогда физически не существовавшего, но от того не становящегося менее гениальным богословом, все ангелические нетварные сущности делятся на девять категорий. По мере близости к Всевышнему, по нисходящей, они расположены так.
Серафимы
Херувимы
Престолы
Господства
Силы
Власти
Начала
Архангелы
Ангелы
В просторечии все они называются ангелами, и всем им по традиционной иконографии предписываются крылья.
Само пространство Ермолаевского – четыре этажа – предполагает жесткую иерархизацию выставки про ангелов. И, естественно, перед зрителем встает вопрос: подняться ли сперва наверх, над которым – чердак, где Творец, а на 4-м по идее должны быть серафимы, херувимы и отчасти престолы, а затем нисходить по эонам вниз? Либо, наоборот, восходить снизу?
Как ни делай, а я попробовал и так, и так, и запыхался, иерархия не выстраивается.
Вертикаль божественности расплывается в горизонтальной болотистости современного искусства.
Но зато кураторам пришла в голову хорошая идея: на этикетках крупно написано имя автора, а фамилия – мелко, присматриваться надо. Это правильно: у ангелов фамилий, в отличие от людей, не бывает.
Другая удача – обилие работ, сделанных двумя, а то тремя авторами. Тоже правильно: ангелы часто ходят по двое: можно ли представить Гавриила в отрыве от Михаила? А трое – еще лучше, ведь Троица Аврааму и Сарре предстала в облике трех юнош, облеченных в свет.
Еще одна удача – участников выставки очень много. Разумеется, меньше, чем курьеров у Гоголя или ангелов у схоластов, но очень много. И они разные. И Серафим Кабаков, и Херувим Янкилевский, и Сила Макаревич и Сила Елагина, и Господство Пурыгин, и Начало Шутов, и Архангелы Синие Носы, и еще сонмы прочих ангелов разного достоинства и свойства, к искусству иногда имеющих, по-моему, косвенное отношение.
Но все Господу поют хвалу, каждый по-своему.
Воспевание в основном заключается в пририсовывании крылышек к чему ни попадя. Иногда – вместо крылышек пририсованы рога. И правда, где черт, где ангел, все они одним постмодерным мирром мазаны. Но взглянешь – на голове умилительной голограммной таксы выросли рога, на полшага отступил – она трепещет белоснежными крыльями. Хорошо: главное это несколько сантиметров от странного ангела до очевидного беса.
И правильно, что ангелов символизируют, среди прочего, женские прокладки с крылышками. Спросите любую женщину в России, достигшую детородного возраста до перестройки, каково было жить в СССР без прокладок, и все поймете: их появление было благой вестью.
Радоваться можно, но вообще-то “Новый Ангелариум”, при всей его занимательности, разочаровывает. Сперва хочется поступить как Св. Иоанн Евангелист на Патмосе, то есть заткнуть уши и не слушать, что несет явившийся в неурочный час вестник. Св. Иоанн свои уши отверз быстро и услышал много несомненно важного. Выставка в Ермолаевском на каждого, кто умеет видеть и слышать, должна навести уныние и зевоту.
По части ангелологической культурологии (прошу мне простить это ублюдочное словосочетание, ведь оно ничем не лучше “Нового Ангелариума”) большинству ее участников далеко до Вендерса, Вирильо и Андерсон: по большей части они вегетируют где-то на плоскостной Чечне сознания.
Что касается собственно искусства, беру на себя ответственность сказать, что изображение ангелов – дело важное. Иначе люди не рисовали бы вестников с тех пор, как они им начали являться, и иногда это делали очень хорошо. Так, что даже у сознательно неверующего в голове многое проясняется. Я ни в коем случае не советую всем художникам соревноваться с Андреем Рублевым, но помнить то, что он сделал, полезно.
Эта выставка, если задуматься, удивительно похожа на тематические советские выставки типа “Комсомол – молодость планеты”. Это – “сочинение на заданную тему”, которое пишет толпа допущенных к этому мероприятию участников.
И какая разница, идет речь об идеальных участниках стройотрядов или ангелах? Никакой. Главное – пририсовать крылышки, показать кукиш в кармане либо вспорхнуть в параллельный мир.
Но, как во времена МОСХа, посмотрев на показанное, компетентной комиссии положено решить, кто был лучшим на выставке. Разумеется, я не председатель СХ и вовсе не член бюро одной из ее секций, так что мое суждение сугубо приватно, но, тем не менее, я его вынесу.
Лучшая работа на этой выставке – “Чарли Чаплин” Зураба Церетели, совершенно ужасного, по-моему, художника. Объясняю почему.
Во-первых, Чарли Чаплин, вне всякого сомнения, ангел. Он принес и приносит миллионам людей благую весть о том, что жизнь, несмотря ни на что, прекрасна.
Во-вторых, Зураб Церетели проявил незаурядную тактичность, не приклепав Чаплину крылья, а мог бы. Причем еще какие – большие, из серебра-золота, изукрашенные всеми адамантами и смарагдами Небесного Иерусалима, взирающие мириадами очей и то нагоняющими смертную тьму, то отражающими сияние вечного полудня.
За это, следуя традиции и иерархии, я дал бы Зурабу Константиновичу долгосрочную путевку в Рай, на творческую дачу.
А прочие соревнователи ангелизма должны еще потрудиться на тяжелом поприще искусства.
