23 февраля в Мыстецком Арсенале открывается ретроспектива Александра Гнилицкого. Катерина Яковленко, сотрудник Исследовательской платформы PinchukArtCentre, рассказывает о том, почему Гнилицкий – один из самых важных украинских художников.

Гнилицкий, который начинал работать в 1980-х, в период социальных и политических трансформаций, сегодня в фокусе внимания украинских галеристов. В прошлом году Исследовательская платформа PinchukArtCentre представила  выставку “Паркоммуна: Место. Явление. Сообщество”, большую часть которой сформировали  живопись, графика и видео Гнилицкого. Также в 2016-м году работы художника вошли в основную экспозицию Национального художественного музея Украины. А теперь искусством «Гнила», как называли его друзья,  откроет свой экспозиционный год Мыстецкий Арсенал, где под кураторством Александра Соловьева будут собраны работы всех периодов.

Александр Гнилицкий, “Дискуссия о тайне” (“Адам и Ева”) 1988 год

Период Парижской коммуны

Гнилицкий поступил в Киевский художественный институт в 1981 году. Там он познакомился с теми, кто сегодня – среди самых знаменитых художников Украины: Олегом Голосием, Лерой Трубиной, Димой Кавсаном, Арсеном Савадовым, Максом Мамсиковым, Юрой Соломко. Худинститут не мог дать художникам того, чего они хотели. Советская система была настроена радикально по отношению к современному искусству и к постмодернистам (слово ругательное на то время). Художникам приходилось идти на ощупь. Однако, не смотря на официальное неприятие, Гнилицкий, Трубина и Голосий все-таки становятся участниками пленера (резиденции) в Седневе в 1989, организованной Союзом художников. Там они создают свои знаменитые работы в стиле необарокко. После итоговой выставки их замечает московский критик Леонид Бажанов, назвавший молодое киевское поколение представителями “украинского необарокко трансавангардного типа”.

Александр Гнилицкий, конец 1980-х годов

События последующих лет развивались стремительно. Уже в 1989 году киевские художники заняли для мастерских дом на нынешней улице Ивана Франка. Посетители McDonalds наверняка не знают о том, что в этом доме когда-то создавались полотна, которые сегодня оцениваются в десятки тысяч долларов. В 1990-м художники переехали на улицу Парижской коммуны, нынешнюю Михайловскую, где проработали до 1994 года. Фраза Парижская коммуна стала нарицательной, так назвали живописный бум в Киеве, случившейся в 90-ые. В Паркоммуне рисовали даже те, кто не имел никакого отношения к живописи,  инсталляции и скульптуру создавали из подручных вещей — будь-то елочные игрушки или мочалки.

Александр Гнилицкий, Александр Клименко, Александр Ройтбурд. Начало 1990-х. Автор фото – Николай Трох

Вокруг Парижской коммуны были и другие сквоты. Все это образовало киевское сохо. На Крещатике “менялы” меняли доллары, а художники ходили с чемоданами “купонов”, за которые были куплены их работы. Деньги, рассказывает куратор Александр Соловьев, живший в Паркоммуне, то были, то нет. «Все старались сразу тратить, чтобы инфляция не съедала гонорар. Так, кто-то мог колесить всю ночь на такси, чтобы потратить деньги, а кто-то накупал иностранных шоколадок и фантиками обклеивал кухню». Говоря современным языком, жизнь Парижской коммуны — нескончаемый перформанс и рейв.

Александр Гнилицкий в галерее на Лоттренгер штрассе. 1992. Автор фото – Александр Друганов

Гнилицкий был одним из тех, кто объединял вокруг себя людей. Он часто создавал коллективные действия, которые впоследствии превращались в видео-арт и вошли в историю украинского перформанса (все эти работы можно было увидеть на выставке в PinchukArtCentre).

Его работы раннего периода абсолютно разные. Он мог создать картину, основываясь на классическом сюжете, а мог нарисовать Ленина в окружении обнаженных индианок. Или утонченного Гитлера в белых лосинах и черном пиджачке, держащего тоненький поводок с собакой.

“Гнилицкий создавал непохожие один на другой проекты, но при этом в каждой из работ читался его стиль” — говорит куратор Мыстецкого Арсенала Александр Соловьёв. С творчеством Гнилицкого он знаком еще с конца 1980-х, когда художник был студентом художественного института. Вместе они жили на Паркоммуне, где у Гнилицкого была комната и мастерская, а у Соловьёва — “кабинетик”. Тексты они печатали на одной печатной машинке — Гнилицкий пояснения к своим работам, рассуждения и стихи, а Соловьёв — критические статьи.

Александр Гнилицкий и Александр Соловьев, 1988 год

“Достоевский говорил: широк человек, его бы сузить. У Гнилицкого столько же тем и сюжетов, над которыми он работал. Их все невозможно объединить в какие-то рамки, да и сам Гнилицкий всегда боялся быть окольцованным и пытался обойти любые ограничения” — продолжает Соловьёв.

Художник увлекался «предметной» живописью. Его особым вниманием  были удостоены предметы быта и одежды — будь-то больничный стул, открывашка для бутылок или розовый скафандр. Помещая в рамочку последнюю коллекцию рубашек от мировых брендов или сумку Louis Vuitton в видео-инсталляцию к проекту “Поэма о внутреннем море” для Венецианской биеннале 2007 года, Гнилицкий обращается к конкретным узнаваемым вещам. Таким образом он создает, который может быть наполнен разными смыслами — критическим осмыслением или просто эстетическим наслаждением от живописи или дизайна.

“crew with care”

В 1996 году российский искусствовед Евгения Кикодзе приглашает украинских художников на резиденцию в Грузию. Гнилицкий отправляется туда вместе со своей женой Лесей Заяц. Путешествие было построены так, что художники проезжали грузинские деревушки и видели быт простых людей. У дороги грузины продавали фрукты, вино, и некую “черно-красную ткань”, как вспоминает Заяц, которая впоследствии оказалась пастилой. Местные мастера прямо у дороги формировали из кусков сухих фруктов тонкие полотнища. Фантастическая структура природного полотна впечатлила Заяц и Гнилицкому. Впоследствии свой “грузинский” проект они сделали именно из пастилы, создав тонкие дизайнерские трусики. Такой костюм мог бы вполне составить конкуренцию знаменитому костюму Жака Фонтерея, созданного на основе идей Пако Рабана для Джейн Фонды в легендарном фильме “Барбарелла”. Выставлялся этот объект в Москве на итоговой выставке – в обычных баночках с надписью “chew with care”. Позже баночки “chew with care” раздавались друзьям, которые были невероятно впечатлены проектом.

Александр Гнилицкий, “Папалама”, 1991 год

Гнилицкий не задавался вопросом о том, что такое дизайн и живопись. “Вот, скажем, одежда — это объекты дизайна или объекты живописи? Обои, декорации, философия? Абстрактная или предметная живопись? Это элементы всего ” — отмечал художник в интервью.

Александр Гнилицкий. Папа, шлем давит. 1990 г

Как отмечает Леся Заяц, Гнилицкий интересовался всем — музыкой, искусством, дизайном, производством luxury вещей. «Сашко любил искусство больше, чем его любят коллекционеры. Сам он не мог позволить себе покупать произведения искусства или дизайнерские вещи, поэтому сюжетом для его живописи становились дизайнерские вещи — галстуки, рубашки. Его знаменитый розовый скафандр, например, который кажется совершенным китчем, вполне мог бы стать костюмом для героя футуристического фильма.

«Марення»

Идея для концепции выставки в Мыстецком Арсенале возникла на основе одной из самых излюбленных тем Гнилицкого — иллюзии, точнее, делюзии. В русском варианте это слово звучит как “бред”, в украинском — “марення”. Последнее лучше всего описывает состояние сна, о котором часто говорил художник.  Гнилицкий становится иллюзионистом, который с помощью проекций, зеркал и других визуальных эффектов создает видимость того, чего не существует — смены погодных условий в комнате, иллюзию отражений. Зритель часто не понимает, где настоящий торшер, а где его живописная копия, где проекция — а где реальная тень. Все это погружает его в сон, марення, которое закончится после того, как зритель выйдет из экспозиции и встретится с тем, что мы называем реальностью.

Александр Гнилицкий, “Игра на арфе”, 1993 год

Выставка в Арсенале — третья персональная выставка Гнилицкого, однако, как убеждают организаторы, более полная. Они обещают много сюрпризов для зрителя — в первую очередь работ, которые ранее не были показаны.

Наряду с этим творчеством Гнилицкого продолжают изучать в Pinchuk ArtCentre. Сегодняшнее возвращение художников 1990-х связано с многими вещами. Не только локальными, но и глобальными явлениями и тенденциями в области культуры. Для Украины это важно еще и потому, что по странной исторической случайности, многие события, явления и персоналии вымываются из памяти, и тогда всем приходится работать сначала. Каждый становится первооткрывателем того, что уже было открыто. И все начинается сначала.

Александр Гнилицкий, “Золотой дождь”,1993/1994

Для тех, кто родился в начале 1990-х или даже в нулевых, жизнь девяностых кажется фильмом, веселой историей, которую хочется, если не повторить, то изучить. Поэтому архив современного украинского искусства, который создает в PinchukArtCentre, важен не только как свидетельство и как память, но и как аргумент. Украинское независимое искусство, сформированное четверть века назад, вполне может стать частью интеллектуальной истории нового постсоветского пространства.